Ричард схватил Зедда за запястье.
— Осторожна, она горячая.
Зедд лизнул пальцы, затем вытащил полоску из углубления и быстро бросил ее наверх машины.
Ричард мог ясно видеть свежие символы, выжженные в металле. От них все еще поднимались облачка дыма. Пальцем он развернул полоску, чтобы лучше разглядеть написанное.
— Есть мысли, что на ней написано? — спросил Натан.
Ричард кивнул, вчитавшись в представленный набор символов.
— Да, она говорит: «Пешка берет королеву».
— Как и раньше, — сказала Кэлен.
— Я боюсь…
— Глядите, — сказала Никки, показывая на окошко, — она делает еще одну.
Как только та упала в углубление, Ричард подхватил ее и швырнул все еще горячий металл на плоскую железную поверхность машины.
То, что он увидел, заставило его моргнуть.
Пока он смотрел, Кэлен взяла его за руку.
— Ричард, что случилось?
— В чем дело? — спросил Зедд.
— Что там написано?
Ричард, наконец, отвел взгляд от пластинки, взглянув сначала, на деда, а затем на остальных.
— То, что здесь написано, не покинет пределов этой комнаты. Понятно?
Глава 42
Дверь осторожно приоткрылась, в ответ на его тихий стук.
— Настоятель, — она потянула тяжелую, изукрашенную дверь на себя, открывая ее до конца. — Я так рада, что вы пришли.
Людвиг снял свою шляпу без полей и уважительно склонил голову.
— Как мог я пренебречь приглашением самой красивой королевы в Народном Дворце?
Ее сдержанная улыбка сбросила с нее обычно окружающий ее ореол властности. Это было неприкрытой лестью, и она это прекрасно знала, и, тем не менее, не могла не оценить ее.
Она повернулась к нему спиной и двинулась в свои роскошные апартаменты, оглядываясь через плечо, дабы удостовериться, что он последовал за ней. Диваны, обитые серебристым материалом, были завалены яркими подушками. Низкие столики и письменный стол в небольшой гостиной были облицованы очень уместной здесь древесиной грецкого ореха. Двойные двери в дальнем конце комнаты вели на террасу, с которой открывался вид на дальний край плато и темные сейчас Равнины Азрита, простирающиеся дальше.
Покои, объятые мягким светом свечей, вполне годились для королевы, но, как бы роскошны они не были, они уступали его апартаментам. Он тактично промолчал.
— Прошу вас, садитесь, аббат, — проговорила королева, скользя по пространству, богато украшенному коврами, по пути к одной из кушеток.
— Прошу вас, зовите меня Людвигом.
Она опять обернулась через плечо, снова даря ему сдержанную улыбку.
— Пусть будет Людвиг.
Ее каштановые волосы были собраны на макушке и заколоты украшенным драгоценными камнями гребнем. Серьги висели в мочках ушей. Это оставляло ее безупречно гладкую, изящную шею обнаженной.
Она села на край подушек. Передний край ее длинного платья поднимался достаточно для того, чтобы он мог видеть ее обнаженные колени, сжатые вместе, пока она наклонялась вперед, чтобы достать графин с вином.
— Зачем вы хотели меня видеть, Королева Орнетта?
Она похлопала по дивану рядом с собой, приглашая его сесть.
— Если я должна звать вас Людвигом, то вы должны звать меня Орнеттой.
Он сел, проследив за тем, чтобы между ними оставалось почтительное расстояние.
— Как пожелаете, Орнетта.
Она наполнила два бокала красным вином и вручила один из них своему гостю.
— Королева, разливающая вино?
Она вернула ему улыбку.
— Слуги были распущены и отосланы на ночь домой. Боюсь, мы здесь совсем одни.
Она легонько стукнула своим бокалом о его.
— За будущее и наше знание о нем, — сказала она.
Он пригубил вино. Настоятель ценил качественные вина, и в этот раз совершенно не был разочарован.
— Интересный выбор для тоста, должен сказать.
— Вы спросили, отчего я желала видеть вас. Тост и есть причина. Я желала видеть вас из-за пророчества.
Людвиг глотнул еще вина.
— А что с ним? — спросил он, наконец, пытаясь заставить голос звучать озадаченно.
Она махнула рукой.
— Я думаю, что пророчество важно.
Он наклонил голову.
— Я отметил вас за завтраком несколько дней назад, когда Мать-Исповедница угрожала обезглавить нас за желание знать об этом побольше. Вы выглядели весьма впечатляюще, встав на ее пути. Вас никоим образом нельзя обвинить в том, что вы уступили перед лицом угрозы смерти.
Она улыбнулась, но в этот раз это выглядело менее скромно и чуть-чуть более лукаво.
— Хитрость, я полагаю.
— В самом деле? — Людвиг склонился к ней. — Вы думаете, это был спектакль?
Орнетта пожала плечами.
— Ну, тогда я определенно так не думала. Наверное, я была захвачена врасплох, эмоциями, и все остальное вместе с этим…
— Это был жуткий момент, в этом нет никаких сомнений, — он сделал еще глоток.
— Однако теперь вы считаете иначе?
Королева ответила не сразу.
— Я долго знала Мать-Исповедницу. Не столько лично, понимаете, однако все же я родом из Срединных Земель. Еще до войны, до создания Д'Харианской Империи, Срединные Земли управлялись Советом, а Советом управляла Мать-Исповедница, так что мне приходилось иметь с ней дело. И я никогда бы не сказала, что она вспыльчива или жестока. Непроста в общении — безусловно, мстительна — ни в коем случае.
— То есть вы уверены, что это совершенно не в ее духе?
— Не совсем. Мы долгое время вместе сражались в войне. Мне известно, что она была абсолютно безжалостной к врагу. Каждую ночь, она посылала начальника особых отрядов, капитана Циммера, с заданием во вражеский стан — перерезать глотки спавшим врагам. Наутро она всегда просила представить ей связки отрезанных ушей.
Людвиг поднял брови, пытаясь выглядеть, по крайней мере, шокированным, пока она продолжала.
— Однако я никогда не знала за ней жестокости к своему собственному народу, к невинным людям, хорошим людям. Я видела, как она рисковала своей жизнью ради ребенка, которого она даже не знала. Я думаю, что отрубание голов всем находящимся в комнате тогда было лишь очень жестким способом преподать урок людям, которыми она правит. Такая вещь просто не в ее духе, если только у нее не было очень уважительной причины.
Людвиг протяжно вздохнул.
— Вы знаете ее лучше, чем я. Я полагаюсь на ваши слова.