Час ведьмовства - читать онлайн книгу. Автор: Энн Райс cтр.№ 55

Да, все обстояло именно так. Утверждение Лемле о возможности в недалеком будущем производить полную пересадку мозга трудно было подвергнуть сомнению. Достижения медицины позволят спокойно извлечь этот орган мышления из какого-нибудь старого, изношенного тела и пересадить в новое, жизнеспособное и сильное. В перспективе врачи научатся даже выращивать новые мозговые ткани и в случае необходимости оказывать помощь природе.

– Видите ли, Роуан, важнейшим достоинством тканей нерожденного плода является то, что после пересадки они не отторгаются организмом реципиента. Признайтесь, понимаете ли вы всю значимость подобного открытия? Вы только представьте: совсем крошечный фрагмент ткани зародыша – считанные клетки – пересаживается в глаз взрослого человека, где клетки продолжают расти и развиваться, приспосабливаясь к новым для себя условиям. Боже мой, разве вы не понимаете, что это позволит нам участвовать в процессе эволюции? А ведь мы еще только в самом начале…

– Не мы. Вы, Карл.

– Роуан, вы самый выдающийся хирург из всех, с кем мне когда-либо доводилось работать. И если только вы…

– Я на это не соглашусь! Я никогда не стану убийцей.

«И если я не выберусь отсюда как можно скорее, то начну кричать, – мысленно добавила Роуан. – Я должна уйти, потому что уже совершила убийство».

Тем не менее это действительно цель. Как они говорят, цель, взятая по максимуму.

Разумеется, Роуан нигде и словом не обмолвилась об экспериментах Лемле – не позволила корпоративная врачебная этика. Да и по силам ли обыкновенному стажеру бороться против столь известного и влиятельного мэтра медицины?! Поэтому она просто отошла в сторону.

Позже, когда они пили кофе, сидя возле камина в ее доме, и огоньки рождественской елки отражались в стеклянных стенах, Лемле вернулся к этой теме:

– Знаете, Роуан, а ведь опыты на живых человеческих зародышах проводятся повсеместно. В противном случае не возникла бы необходимость в издании закона, запрещающего подобные эксперименты.

Конечно, в предложении Лемле не было ничего удивительного. А вот соблазн казался слишком уж сильным. По сути, сила искушения была почти равна силе отвращения, испытываемого Роуан. Какой исследователь – а нейрохирург всегда исследователь в полном смысле этого слова – не предавался подобного рода мечтаниям?

После того как Роуан посмотрела фильм о докторе Франкенштейне, ей вдруг захотелось оказаться на месте того безумца-ученого – работать в собственной лаборатории, в горах… Действительно, как интересно было бы увидеть результаты собственных экспериментов! Но для этого необходимо относиться к живому человеческому мозгу как к лабораторному препарату, забыть обо всех заповедях и законах нравственности… А вот этого-то Роуан сделать не могла.

Посещение Института Кеплингера стало для нее кошмарным рождественским подарком. После беседы с Лемле преданность доктора Мэйфейр травматологической хирургии лишь возросла. Увидев маленького уродца, отчаянного пытавшегося дышать, Роуан словно сама заново родилась, обрела ясную целенаправленность в жизни и одновременно неизмеримую силу. В университетской клинике она буквально творила чудеса, и потому к ней обращались даже в самых, казалось бы, безнадежных случаях: когда мозговая ткань пострадавшего растекалась по носилкам или из проломленного черепа торчал лишь обух топора.

Возможно, искалеченный человеческий мозг виделся Роуан средоточием всех трагедий мира – свидетельством того, как жизнь снова и снова подвергается сокрушительному нападению со стороны жизни. Когда Роуан приходилось убивать – а ей и в самом деле доводилось это делать, – ее действия травмировали мозг другого человека, разрушали его ткани и клетки. Похожую картину она часто наблюдала у лежащих перед ней на операционном столе пациентов, чьих имен она даже не знала. А тем, кого убила сама Роуан, никто и ничем помочь уже не мог.

Но встретиться с Майклом Карри она стремилась не для того, чтобы завести спор о цели и предназначении. И не затем, чтобы затащить его в свою постель. Ей хотелось того же, что и всем остальным, кто толпился возле него. Именно по этой причине Роуан так и не отважилась переступить порог Центральной больницы Сан-Франциско, лишив себя возможности увидеть его и лично наблюдать за его выздоровлением.

Роуан хотелось узнать о тех убийствах нечто такое, о чем не могли ей поведать результаты вскрытия. Важно, что увидит и почувствует он, прикоснувшись к руке Роуан, в то время как она будет вспоминать о тех людях. Конечно, если ей достанет на это смелости. Ведь тогда, на палубе яхты, он явно испытал какие-то ощущения, но где гарантия, что они не изгладились из его памяти вместе с видениями.

Роуан все это понимала. Давно поняла, по крайней мере каким-то уголком своего сознания. И теперь, спустя несколько месяцев, идея использовать дар Майкла Карри в собственных целях не стала для нее менее отталкивающей.

Карри заперся в своем доме на Либерти-стрит и нуждался в помощи.

Хорошо, допустим, она придет к нему и скажет: «Я врач и верю, что у вас бывают видения, равно как и в силу, появившуюся в ваших руках. Верю, потому что знаю о существовании такого рода необъяснимых психических феноменов. Более того, я сама обладаю столь же противоестественными способностями, которые сбивают меня с толку и порой полностью выходят из-под моего контроля. Я могу убивать по своему желанию». Подействуют ли ее слова на Карри?

С какой стати это должно его заинтересовать? Сколько людей, убежденных в истинности его дара, толпится вокруг – но разве ему становится от этого легче? Он умер, вернулся к жизни, а теперь потихоньку сходит с ума. И все же, если она расскажет ему о себе (а эта мысль стала теперь для Роуан навязчивой), он, возможно, единственный человек в целом мире, способный понять ее и поверить ее словам.

Наверное, рассказать кому-нибудь о тех случаях – чистое безумие. Роуан то и дело пыталась убедить себя в обратном и знала, что рано или поздно непременно поделится с кем-либо своей тайной. А если этого не случится, то рано или поздно ее тридцатилетнее молчание будет нарушено, и не просто нарушено, а буквально разорвано в клочья нескончаемым воплем, который заглушит все звуки мира.

Сколько голов она заштопала на операционном столе! Но разве это имеет хоть какое-то значение, если в памяти постоянно присутствуют те трое – те, кого она убила?… Обескровленное лицо Грэма, из которого уходила жизнь. Маленькая девочка, бившаяся в конвульсиях на покрытой гудроном дорожке. И мужчина, падающий на руль собственного «джипа».

Едва став интерном, Роуан использовала все доступные ей официальные каналы и получила данные о результатах вскрытий, проведенных после каждой из этих смертей… Инсульт, субарахноидальное кровотечение, врожденная аневризма… Она очень внимательно изучила все детали.