Властелин суда - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Дугони cтр.№ 81

Мужчина вытер кровь, лившуюся из рассеченного лба, и по лицу его протянулась безобразная красная полоса.

— Славно гниют твои собачки, — сказал он, замахиваясь ножом. — Хорошо почву удобряют.

Боль и слепящая ярость, слившись воедино, исторгли из груди Дженкинса хриплый первобытный вой. И, одновременно, Дженкинс в прыжке вывернул ему кисть и сильно ударил в предплечье, отчего рука хрустнула, как куриная косточка. Мужчина заорал от боли. Не отпуская его кисти, Дженкинс опять подпрыгнул и, извернувшись, смазал правым сапогом ему в челюсть. Новый поворот, и левая нога повторила маневр правой, в свою очередь нанеся удар; мужчина попятился и начал крениться набок; он стоял на нетвердых ногах — темный силуэт в потемневшей от грозовых туч комнате. Дженкинс собрался с силами и заставил себя встать. Он нацелил каблук своего сапога в грудь незнакомца. Нога его распрямилась, как закрученная пружина. От мощного удара мужчина отлетел назад, стекло балконной двери с треском разбилось, мужчину перенесло через перила, и он исчез.

Дженкинс обмяк, опустившись на колени.

— Как и ты будешь удобрять, — шепнул он.

Том Молья смотрел, как темноволосый опустился на колени и упал лицом вперед в заросли.

— Это тебе за Купа, — сказал он.

Он выбрался из кучи сухих листьев и неверными шагами направился вперед, вынув из рук мужчины и сунув себе за пояс пистолет. Он поклялся себе никогда больше не ругать здешнюю сырость. Эта гроза стала настоящим божьим благословением. Молния освещала тьму, давая ему возможность видеть, а раскаты грома заглушали звуки его выстрелов, не позволяя определить его местонахождение. Молья мог выстрелом сбить блоху с задницы белохвостого оленя, и пистолет оказался достаточно точным оружием. Целил он темноволосому в грудь и сначала подумал, что промахнулся, так как тот от выстрела лишь дернулся. Но со следующей вспышкой молнии он все рассчитал точно и выстрелил второй раз, когда прогремел гром. На этот раз ошибка исключалась — он угодил мужчине прямо промеж глаз.

Теперь пора было разыскать Слоуна.

Он направился к ручью, стараясь двигаться побыстрее. Возле ручья он встал на одно колено и сполз по глинистому береговому откосу в воду, оглядывая окрестность и не видя ни Слоуна, ни рыжебородого. С берега стекали струи воды, и ручей вспухал, готовый выплеснуться из берегов. Молья прошел несколько сотен ярдов по течению ручья, потом вскарабкался опять на берег, прошел назад, все время озираясь, надеясь отыскать Слоуна и дать рыжебородому уйти вперед. Он шел, хоронясь за деревьями, пока не достиг места, откуда начинал путь, и тут интуиция подсказала ему все, что требовалось знать.

Если преследователя нет впереди, значит, и он тоже вернулся назад.

Молья оглянулся.

Рыжебородый стоял в десяти футах за его спиной, дуло его пушки было нацелено и готово выстрелить.

Прилив сил, вызванный вспышкой ярости, улетучился, оставив Дженкинса разбитым и сокрушенным. Лежа ничком, он то терял сознание, то вновь приходил в себя, стараясь взбодриться, отогнать от себя бредовые видения. Очаги огня вокруг дышали жаром, отнимая кислород; пламя подползало все ближе, языки его лизали лицо, щупали его плоть, ожидали его смерти, чтобы поглотить, сожрать его.

Умом Дженкинс понимал, что надо двинуться, встать, бежать отсюда. Но тело не слушалось. Он не мог поднять головы, ноги не повиновались. Пальцы не шевелились и словно налились свинцом.

Так вот как, оказывается, суждено ему умереть. Вот какой конец ему уготован.

Он часто думал, как это произойдет, и никогда всерьез не верил, что доживет до старости и будет мирно коротать свои дни, сидя в качалке на крыльце в обществе красавицы жены и внуков, играющих возле его ног. Такая жизнь не для него. У него отнята такая возможность. Не сможет он смежить веки в кругу близких, дежурящих возле его смертного одра, наблюдающих его последний вздох. Он умрет, как и жил, одиноким, не имея никого, кто стал бы тосковать по нему, думать о нем, оплакивать его. Даже это они у него отняли. Он исчезнет, оставит этот мир, совершенно к нему равнодушный, — жестокая расплата за долгое, в течение многих лет, молчание.

Он закрыл глаза, чувствуя, что воля покидает его, уходит, как вода в сток ванны.

Алекс.

Ему хотелось вспомнить напоследок что-нибудь красивое. Алекс.

Это имя дразнило его язык, он представил ее стоящей на пороге его сторожки на острове Камано, представлял себе ее волосы и как они обрамляют ее безукоризненно прекрасное, без изъяна лицо, как ниспадают на шею, на плечи, прекраснее самой прекрасной шелковой шали. Он видел перед собой ее грустные иссиня-черные глаза — отцовские, шотландские, глаза эти искрились как бриллианты.

Как бы он любил ее! Любил бы в каждое мгновение каждого дня из тех, что ему остались. Он столько лет потратил, переживая прошлое, что не заботился о будущем. Он держался гордостью и принципиальностью, оставаясь верным самостоятельно выработанным моральным нормам. Но в конце концов наказал он лишь себя самого.

Он проиграл. Его победили.

Комната пылала, омытая солнечным радужным пламенем — красно-оранжевая, вспыхивающая желтым. Огни подступали все ближе, дюйм за дюймом, они окружали его, а он терпеливо ждал. Он опять погружался в беспамятство, в темную глубь, и видел их приближение — ангелы спустились сверху, подняли его и понесли, как он надеялся, на небо.

— Бросьте оружие, детектив.

Молья бросил на землю «Зиг» и поднял руки на высоту плеч. Сзади за поясом у него автоматический пистолет, но от этого теперь мало толку, так как на него нацелено дуло дробовика, способного разорвать его на части, прежде чем он успеет потянуться к пистолету, и все же у него оставалась надежда. Но вскоре и она улетучилась.

— Снимите куртку, сбросьте ее. — Молья повиновался. — Теперь медленно поворачивайтесь. Бросьте его на землю.

Детектив протянул руку назад и сбросил пистолет вслед за курткой. Он приготовился получить картечь в спину.

— Повернитесь.

Почему рыжебородый не застрелил его, когда ему представился такой случай? Этого Молья не знал, но, так или иначе, каждая лишняя секунда давала шанс на жизнь. А Том Молья намеревался остаться в живых.

— Кто вы? — спросил он.

— Это так важно?

Они говорили очень громко, перекрикивая шум ветра и дождя, как матросы на палубе корабля в штормовом море.

— Мне надо знать вашу фамилию для отчетности.

Рыжебородый посчитал эти слова забавными.

— Ну, тогда я, так и быть, скажу. — Он настороженно огляделся, с волос и бороды его лилась вода, сбивая их в сплошную массу, как шерсть у бездомного пса. — Где ж твой дружок, детектив?