За гранью дозволенного - читать онлайн книгу. Автор: Митч Каллин cтр.№ 30

— Становится прохладнее, не так ли?

— Да, сильно.

— Вы в порядке?

— Неплохо, а вы?

— У меня всё хорошо, благодарю.

Пока проходили дни и его слежка, прерываемая поиском еды, стала привычной, необходимость поговорить измучила его. В тот вечер, когда появился Тобиас, он пошёл в телефон-автомат в «Сэйфвей» и истратил последний четвертак, набрав номер домашнего телефона и решительно повесив трубку. Теперь он был вынужден регулярно воровать тортильи и сыр.

— Идиот, — выругался вслух, посмотрев на своё отражение в полированном хроме телефона-автомата. — Дебил… идиот. — Затем, словно наказывая себя, покинул магазинчик, ничего не прихватив.

Или он сделал это потому, что, пока стоял у телефона-автомата, в «Сэйфвей» вошёл бывший его ученик — он толкал тележку для покупок, родители шли по обе стороны, не обращая внимания на бродягу, бросающего в щель автомата последний четвертак.

— Беззаботный идиот, — продолжал ругаться он, пересекая парковку. — Ты бессмысленный, всё бессмысленно…

Он бормотал и бродил между пригородными участками, нарезанными для новых домов, на покрытых травой полях, в ветреных руслах рек. Это было бессмысленно — искать Поло. Он никогда не увидит снова Джулию, Дэвида и Монику, он проживёт остаток жизни на улице, или кто-нибудь опознает его, или его арестуют за какую-нибудь глупость — как та, что он звонит домой…

— Ты идиот, ты хочешь, чтобы Росас поймал тебя, ты этого хочешь, хочешь…

На обед у него был только батончик «Милки вей» и пачка «Твизлерс». Наконец, он успокоился в Папаго-парке и тихо поел на скамейке, пока вечер спускался на землю.

Закат начал свою обычную работу — мескитовые деревья стали золотыми, поздний вечерний свет положил резкие тени, неизбежный вечерний ветерок, насыщенный запахом леса и дыма, повеял в лицо. Он не смог вспомнить, как много дней и ночей прошло с тех пор, как он в последний раз видел Джулию и детей, как давно он не спал в кровати. Затем начал дрожать под курткой, покрылся гусиной кожей, понимая, что настоящий холод ещё не наступил.

— Эй, приятель, ты видел где-нибудь мою собаку?

Голос раздался из ниоткуда, удивил его. Посмотрев по сторонам, он заметил Тобиаса, бредущего к скамье.

— Её зовут Тина. Она моя сучка, понимаешь…

Пока Тобиас продолжал говорить, он смотрел на него — две бейсбольные кепки, босые ноги, поношенные джинсы подвёрнуты до колен.

— Как она выглядит? — спросил, заглядывая в серые глаза Тобиаса и сглатывая сладость шоколадного батончика. — Какая порода?

Незнакомец посмотрел озадаченно.

— Не могу точно сказать — она сбежала из Финикса некоторое время назад, может быть, из храма. Такая счастливая собачка, симпатичные глаза, полно энергии. Парень, она быстро бегает, эта собака — эта сука.

«Ты сумасшедший, — подумал он. — Ты псих».

Однако Тобиас был явственно добр, его нервный разговор выдавал приветливый нрав, и Джон — сбитый с толку, но всё-таки привлечённый его манерой, от одиночества готовый поддержать любой разговор — испытал облегчение, когда тот уселся на скамейку. Старик, пока говорил, переводил взгляд с Джона на шоколадку.

— Приятный вечерок, не так ли? Позже станет холодно, но пока вполне нормально, правду я говорю?

Вскоре они разделили поровну то, что осталось от «Милки вей», разделили также и «Твизлерс», — Тобиас, жуя, рассуждал, морщины на его лице становились глубже в свете заходящего солнца. Джон слушал с теплотой бесконечную, почти бессвязную речь — о правительственном заговоре («Они строят под землёй целые секретные города — они создали СПИД, ну ты знаешь»), о коровах с вшитыми по бокам застёжками — «молниями» («Генная инженерия — сейчас они делают это в Бразилии») и невыразимом Готаме.

— Ты боишься Готама?

— Я не знаю.

— У тебя должен быть этот страх. Господи Иисусе, если ты не боишься Готама, ты напрашиваешься на неприятности.

Когда спустился закат, Тобиас устало вздохнул. «Твизлерс» кончились, как и шоколадка. Печально сказал, что ему пора идти собирать деревяшки:

— Ночью станет холодно, я думаю. Должен это сделать, понимаешь.

— Удачи, — кивнул ему Джон.

— Тебе тоже, приятель. — Тобиас поднялся со скамьи.

— Спасибо, надеюсь, она у меня будет.

Только старик не сразу отошёл — он чесал подбородок, изучал полёт птиц, силуэтом обозначившихся в небе, потом взглянул на Джона со словами:

— Говорю тебе, знаешь, у меня есть хорошее местечко — не слишком плохо, куда лучше, чем эта скамья, на которой я всё время тебя вижу, — у меня там горит костёр, есть спальный мешок, который тебе, наверное, понравится, — я был бы рад видеть тебя рядом, приятель.

Джон смущённо посмотрел на него.

— Добро пожаловать — вот что я тебе говорю, добро пожаловать, если захочешь, — вот в чём дело, я полагаю, — если тебя всё это интересует…

— Ты уверен? — опросил Джон. — Ты не будешь против?..

— Не могу сказать, что я буду против, — ты увидишь, я не такой плохой, понимаешь, — там куда лучше, чем на этой скамейке, — и всё, что тебе нужно делать, — идти за мной…

Так что он последовал за ним, хотя сомнения и одолевали его, когда они вышли из-под пальм.

Земля пошла под уклон, превратилась в дикое русло высохшей реки за границей парка, песок заскрипел у него под ногами, трава поднималась островками на коричневом фоне пустыни.

Теперь, когда они зашли в тупик, Тобиас остановился и показал вперёд:

— Это моё место, мой дом. Тебе понравится…

В вечернем свете он различил только, что русло реки было перерезано насыпью из красного камня и бетона (поверху тянулся асфальт, шоссе огибало парк).

— Не так уж плохо, — повторил Тобиас, продвигаясь вперёд. — Бывает и хуже…

Неожиданно он увидел округлое отверстие в земле, чёрный провал, начинающийся там, где кончалось русло.

— Увидишь, тебе понравится — оплата дешёвая…

В темноте тоннель казался гостеприимным и безопасным (там был огонь, там был кофе, там была подходящая компания). В одно мгновение они заключили сделку: два раза в неделю Джон крадёт еду для себя и Тобиаса, взамен получает спальный мешок, свою порцию воды из кувшина Тобиаса и постоянное бормотание старика, которое, если и не всегда было рационально, время от времени звучало правдиво.

— Просто микробы, ты понимаешь, от этого с нами редко обходятся по-доброму — боятся микробов, поэтому стараются держаться подальше от таких, как ты, — словно на свете нет микробов или проступков, к которым мир мог бы отнестись с сочувствием, разве это не так? Разве что мы с тобой знаем, что ты не должен выглядеть грязным, — но ты можешь быть небритым и всё равно оставаться чище, чем куча других, разве ты этого не знал?