Тайна совещательной комнаты - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Никитинский cтр.№ 121

В разгар праздника освободителей в ресторан под видом дизайнеров ворвались трое оперативников, которые засняли весь процесс. Вскоре кадры из этой хроники были опубликованы в «Московском комсомольце», где они иллюстрировали мысль журналиста Александра Хинштейна о том, что все присяжные — неграмотное быдло, безработные и «водопроводчики», которых к тому же можно очень дешево купить — вот же кадры из ресторана. Это была мысль даже не самого журналиста, а прокурора Марии Семененко, которая только что дважды проиграла это дело в суде (черты сходства прокурорши из романа с Семененко обнаружат его будущие критики, но это случайность). Семененко дала интервью и в передаче Андрея Караулова «Момент истины», где была показана видеозапись из ресторана с закадровым текстом про «водопроводчиков».

После этого присяжных обеих коллегий таскали в московскую городскую прокуратуру, старшину Женю, ославленного по телевизору, уволили с работы. Расспрашивали их о том, как обе коллегии якобы подкупил адвокат Паршуткин, против которого было возбуждено дело, и он скрылся от российского государства в Одессу. Я же подал заявление в Большое жюри Союза журналистов, и там, благодаря выступлениям присяжных Милы и Жени, нам удалось, в отличие от инстанций официального правосудия, победить хотя бы Караулова и Хинштейна (читатели романа, возможно, нашли какие-то черты этих журналистов у ведущего криминальной передачи Шкулева, но это, разумеется, совпадение).

Присяжных оставили в покое после того, как Верховный суд летом 2005 года отменил оправдательный вердикт второй коллегии. Поддубный, который через несколько дней должен был выйти на свободу, остался сидеть (всего он провел в тюрьме более пяти лет), а Бабкова, который к этому времени был на свободе уже около полугода и успел съездить к адвокату Паршуткину в Одессу, снова отправили в СИЗО. В Московском городском суде была набрана третья коллегия присяжных, я же попросил о защите Поддубного адвоката Карину Москаленко, которая, в свою очередь, привлекла Анну Ставицкую (на нее чем-то похожа адвокатесса из романа, но в романе она постарше).

Тем временем разные люди читали первый сценарий, написанный в январе, кому-то он даже нравился. Но писатель Александр Гельман посоветовал добавить динамики, усилить интригу и обязательно присобачить убийство, потому что раз там есть момент детектива, то куда же без убийства. Режиссер Вадим Абдрашитов вынес более суровый приговор: персонажи получились плоскими, и ему они неинтересны. Так оно и было.

Правительство опять подарило народу на Новый год две недели выходных. Я снова уехал в «Поленово» и сел переписывать сценарий. В нем появилось убийство и деньги партии — мне припомнилась история «Сиабеко-групп», о которой когда-то случилось писать в газетах, еще какие-то вещи стали всплывать кстати — оказывается, и выдумывать ничего не надо было. В какой-то момент я с изумлением и с некоторым страхом понял, что персонажи уже не плоские, они вдруг куда-то пошли сами собой. Может быть, этот момент и отделяет до сих пор малопонятный мне труд писателя от работы журналиста: журналист ограничен фактами, а писателю надо ограничивать себя, чтобы персонажи не утащили роман куда-то в сторону. На самом деле и журналистика, и литература суть два разных пути к постижению некоторой истины, но в выяснении истины состоит любой пытливый человеческий труд, например труд столяра, выстругивающего ее в табуретке (первым так подумал Платон, также упоминающийся в романе, но это неважно).

В январе 2006 года в моем ноутбуке был уже некий живой полуфабрикат романа, но надо было возвращаться к рутине газеты. Я ходил в Мосгорсуд, иногда с присяжными двух первых коллегий, чтобы посидеть на процессе Поддубного. Теперь на скамье были почти одни только женщины, вместо лиц у присяжных были просто маски, понятно было, что обвинение постаралось известными только ему способами внедрить туда несколько подставных. Третья коллегия вынесла оправдательный вердикт в марте 2006 года девятью голосами против трех: столько там, наверное, и было подставных.

Наконец я получил возможность встретиться с Поддубным и спросил у него, как ему удавалось каждый день сидеть в стеклянной клетке в белой рубашке: в «Матросской тишине» прачечная, что ли? Он объяснил, что стирал только воротничок и гладил его методом «под матрасом», а грудь-то была мятая и несвежая, поэтому он все время сидел в свитере, даже когда было жарко. Вот откуда эта белая рубашка в романе, а очки в золоченой оправе я на нем заметил раньше, они были и в первом варианте сценария.

Теперь эта история была уже вроде закончена, но неоконченный роман сам по себе зудел и поворачивался во мне, и однажды в марте я просто плюнул на все и уехал опять в лес. Я не мог представить, что можно оторваться надолго от журналистских дел, я думал, может, это на недельку. Я дописывал роман два месяца, почти не вставая из-за стола. Персонажи росли и своевольничали, но это искупалось их активностью, мне уже почти ничего и не надо было делать, только следить, чтобы они не говорили про себя лишнего, ведь я их знал, как давних знакомых, я и сейчас могу рассказать про каждого из них кучу всяких историй, которые никому не будут интересны. Присяжные, собранные из каких-то кусочков, становились все менее похожи на тех, кто послужил им прообразами, но смысл их мыслей и поступков не только не искажался, но становился яснее. В самом конце, там, где про любовь, я вспомнил, что в первой коллегии быта воспитательница детского сада, которая учила хинди. Я подумал, нельзя ли не в ущерб смыслу сделать так, чтобы одну из присяжных в романе тоже звали Хинди, и понял, что не только можно, но и нужно, что моя медсестра — это она и есть, хотя она, разумеется, совсем другая.

И ровно два месяца не было ни звонков, ни денег, никому я совершенно не был нужен, и, только когда я уже понял, где примерно у меня будет точка, телефон разразился шквалом требований немедленно куда-то бежать и что-то срочное делать. В том числе позвонили и сказали, что сейчас Никита Белых будет биться в передаче «К барьеру» с Хинштейном про суд присяжных и чтобы я через три часа был там в качестве секунданта. Хинштейн — это святое, я начал собираться, но вдруг обнаружил, что боюсь сесть за руль. До этого я никогда не боялся ни ездить, ни летать, а тут понял, каково быть беременной женщиной: я боялся не за себя, а за персонажей, ведь они все были уже живые, но не родившиеся до конца, только в компьютере. В студии у Владимира Соловьева происходила истерика по поводу оправдания присяжными в Санкт-Петербурге «убийц таджикской девочки», все кричали, что присяжные, наверное, расисты, не говоря уж о том, что «водопроводчики». Как потом станет ясно, питерские присяжные были единственными, кто разобрался в деле и оправдал невиновных мальчишек, я потом тоже писал и об этом в газетах.

Я дописал роман в мае 2006 года, не совсем понимая, что получилось. Я был готов и к неудаче, хотя несколько раз понимал, что пишется лучше и лучше, и это было даже досадно, потому что приходилось возвращаться к началу и переписывать все заново с точки зрения «еще лучше». Но я знал, что эйфория графомана обманчива. Я потихоньку стал показывать роман друзьям и профессионалам. Один издатель сказал, что роман, пожалуй, можно и напечатать, но за мои деньги, нужно было три тысячи долларов, их у меня тогда не было. Позвонила адвокат Ставицкая, которой роман понравился, я ей сказал про три тысячи долларов просто так. Потом позвонил Поддубный, которому Ставицкая тоже дала роман, и сказал, что сейчас привезет мне три тысячи. Он сказал, что у него есть только одна просьба… если я хочу доставить удовольствие лично ему. Это, сказал он, не условие спонсирования, а просто человеческая просьба. Но тут позвонили из издательства, которое я не буду называть, потому что от договора с ним я отказался: они мне не обещали гонорар, а в другом издательстве сразу дали.