На сей раз, он превзошел самого себя, по одному этому можно
было судить о том, как скверно обстоят дела. Устроившись в кресле, Ник закурил,
поглядывая на меня со смешанным чувством презрения и самодовольства, поднял с
пола флягу, которую привез с собой, сделал несколько глотков. Он так ничего и
не рассказал мне, а я не задавала вопросов, по опыту зная, что это бесполезно.
Поднявшись с постели, я намеревалась проскользнуть мимо Ника, чтобы ненадолго
укрыться от него в ванной, он лихо захлестнул ремень вокруг моей шеи и притянул
к себе.
– Придурок, – едва смогла произнести я. – Ты
мне шею сломаешь.
– Это вряд ли, – пригорюнился Ник. – Хоть и
надо бы. Но, имея доброе сердце… – Не договорив и чуть ослабив ремень, он
заглянул мне в глаза.
– Ден жив? – не выдержав, спросила я.
– К великому сожалению, – вздохнул Ник. –
Даже успел прийти в себя. Людишки его воспряли духом. Все жутко деятельные и
жаждут крови. У сукиного сына проблемы с глоткой, возможно, говорить он никогда
уже не сможет. Само собой, это досадное обстоятельство он включит в счет. Его
парни с меня глаз не спускают, уверены, что я знаю, где ты. Еле от них
оторвался.
– Что с Машкой? – испугалась я.
– Ничего. Дураку ясно, что ты к ней не сунешься. Но на
всякий случай я велел своим людям за ней приглядывать.
– Спасибо, – подумав, сказала я.
– Пожалуйста, – съязвил Ник.
– Я не могу находиться здесь целую вечность, –
через некоторое время решилась заговорить я.
– Целую вечность и не потребуется, – отмахнулся
Ник. – И не вздумай ныть, без тебя тошно.
– У тебя есть какой-то план?
– У меня полно планов, я гениален. Кстати, твой Рахманов
пожаловался мне сегодня, что нигде не может тебя найти. Я сказал, что тоже не
могу.
– Да?
– Ага. Выдающаяся сволочь. Вот уж кому можно
позавидовать.
– Это без меня. Он не сказал, зачем я ему понадобилась?
– Нет. Делает вид, что не в курсе происходящего.
Выражает обеспокоенность твоим длительным отсутствием. Я тоже обеспокоился и
пообещал тебя отыскать. Сейчас все ждут, что решит Ден. Впрочем, что он решит,
и так ясно. Детка, они тебя сдадут, у них просто не будет выбора. Долгих не
станет задираться с Деном, Рахманов тем более. Следовательно, ты будешь сидеть
здесь, пока я не найду возможность переправить тебя за границу. Но и там не
безопасно, радует лишь то, что это уже будет не моя проблема.
– Она и сейчас не твоя.
– А как же мои чувства? – хихикнул Ник.
– Я останусь в твоем сердце, – насмешливо ответила
я.
– Что толку? С воспоминаниями не потрахаешься.
– Тоже мне трагедия, – отмахнулась я.
– Это такой шлюхе, как ты, все равно, кто на ней верхом
скачет… – Он засмеялся, но смех резко оборвал. – Знаешь, без тебя скучно.
Ага. Я даже запил от тоски. Поэтому и решил: ни хрена они тебя не получат.
– Я должна в это поверить? – усомнилась я.
– Детка, очень скоро тебе станет стыдно за эти слова,
впрочем, такое может произойти лишь в том случае, если бы хоть капля совести на
двоих у нас все-таки осталась.
– Ты так и не сказал, что мне делать, – вздохнула
я.
– Ждать, радость моя, авось чего-нибудь и дождемся.
Он опять исчез на неделю, не звонил и не появлялся. Я
уничтожала запас консервов и строила планы один нелепее другого, но так и не
решилась покинуть дом. Поначалу ожидание казалось невыносимым. Но дни шли, и я
начала успокаиваться. Возможно, это последние дни в моей жизни, так что спешить
ни к чему. Я читала, по утрам подолгу делала гимнастику, жалея, что не могу
прогуляться по двору, иногда танцевала, напевая что-то. Застань меня Ник за
этим занятием, наверняка бы решил, что я спятила. Я размышляла о своей жизни и
пришла к неутешительному выводу: все, что сейчас имею, я создала своими руками.
А что я имею? Неразрешимые проблемы и полное отсутствие перспектив, вот что.
Какой-то умник сказал: характер человека – это и есть его судьба. Выходит, мой
ни к черту не годится.
К концу второй недели в оглушительной тишине дома раздались
телефонные звонки. Дождавшись третьего, я сняла трубку.
– Трам-тарарам! – заорал мне в ухо Ник. –
Дальше вступают литавры.
– Ты что, пьян? – вздохнула я.
– Трезв, и это сильно меня беспокоит. Предлагаю
напиться. Гром победы раздавался… как там дальше, сучка ученая?
– Не помню, – ответила я, не зная, что последует
за этими словами.
– От тебя никакого толка, – пожаловался
Ник. – Радость моя, враги повержены, победа за нами. Ден пошел на мировую,
он больше не жаждет твоей крови.
В это было невозможно поверить, вот я и не спешила. Ник
затих, выжидая, потом позвал:
– Эй, ты там что, умерла от счастья?
– Может, ты перестанешь валять дурака и…
– Перестал, – вздохнул Ник. – Я совершенно
серьезен. Хоть сейчас возвращайся домой, живи долго и с удовольствием. У Гадюки
Дена нет к тебе претензий.
– И я должна в это поверить?
– Почему бы и нет, раз я поверил? По-твоему, я здесь
только пьянствовал? Ничего подобного: пока ты прохлаждалась в моем доме, папуля
ковал наше общее счастье. Слушай, даже обидно, неужто ты сомневалась в нашей
полной и безоговорочной победе? Скажи, что сомневалась, и получишь в зубы.
– Я в тебя верила, – вздохнула я.
– И не зря. Ладно, к вечеру приеду, будь готова.
Заключишь меня в объятия. Пока.
– Ник… – позвала я.
– Да?
– Хорошо, – сказала я. – Жду.
Поверить в то, что Ден не имеет ко мне претензий, как
выразился Ник, я не могла. Тогда что он задумал? Ден или все-таки Ник?
Оставалось лишь гадать, а еще ждать Ника. Он явился часов в пять. Несмотря на
заверения в полной и безоговорочной победе, выглядел он не лучше, чем в прошлый
визит. Выходит, победа далась ему нелегко. Дурака валять на этот раз он был не
расположен.
– Переоденься, и поехали, – заявил он, бросив мне
под ноги пакет с одеждой.