Зимний сон - читать онлайн книгу. Автор: Кензо Китаката cтр.№ 29

– Он спросил, что я почувствовал, когда убил человека.

– Достаточно уже, – в разговор вмешалась Нацуэ. – Со всеми вопросами обращайтесь к адвокату. Этот человек – не просто знаменитость, это художник международного масштаба. А для начала разберемся с вашей хамской манерой общаться с людьми и навешивать ярлыки. После этого мы окажем вам содействие в расследовании.

Нацуэ вручила визитку старшему из детективов.

– Этот человек – не от мира сего, поэтому он оказался в тюрьме. Он воспринял случившееся как интересный опыт, чего вы, я уверена, даже не поймете.

Нацуэ подтолкнула меня в комнату.

Огонь в очаге стал угасать. Я принес свежих поленец, чтобы пламя снова разгорелось. Пошерудил догорающие угли кочергой и подложил на них пару свежих поленьев.

Нацуэ приглушенным голосом что-то говорила детективам – до меня доносились лишь неотчетливые звуки. Покончив с разговорами, детективы удалились.

Нацуэ вошла в прихожую и сняла шубу, оставшись в ладно скроенном костюме, деловая дама до кончиков ногтей. Положила на стол какой-то чек.

– Шесть миллионов иен. Я нашла покупателя на твою новую картину. Два миллиона забрала себе – лучше так, если мы собираемся поддерживать деловые отношения. Но если хочешь, я могу их тебе отдать.

– Шесть миллионов на одного – слишком много. Я подарил картину тебе.

– В любом случае прими чек. Я знаю, что деньги тебя не интересуют, но и лишними они не бывают.

Нацуэ села на диван, скрестила ноги. Закурила сигарету. Я присел на корточки у очага.

– Расскажи, как было на самом деле, – проговорила Нацуэ, выдыхая клубы табачного дыма. – Ты его убил?

Я засмеялся. Нацуэ посмотрела на меня без тени улыбки на лице.

На столе лежала пачка купюр.

Нацуэ обналичила чек. Я не проявлял к деньгам видимого интереса, и она, видно, опасалась, что я про них и вовсе забыл и скорее всего потеряю.

Нацуэ оставила деньги и вернулась в Токио – визит ее казался совсем беспредметным: она не легла со мной в постель, не спрашивала об очередном полотне и даже не стала смотреть картину.

Я размышлял, что бы съесть на ужин. Смотрителей я попросил, чтобы на меня больше не готовили. С прошлого вечера у меня крошки во рту не было.

Сильно ломать голову я не стал – попросту взял бутылку коньяка и, обхватив ее за горлышко, направился на второй этаж.

Меня ждала «Нагая Акико». Картину я завершил, и касаться ее у меня не было никакого желания. Я присел на корточки и долго смотрел на нее, прислушиваясь к своему тяжелому дыханию.

Уж сколько лет я по-настоящему не заканчивал полотна. И вот теперь оно готово. Обычно я просто терял к картине интерес и то, что получилось, относил с глаз долой – в галерею, а уж там ее продавали как завершенную работу. И даже при этом никто никогда не обвинял меня в том, что полотно не закончено. Порой я умудрялся себя дурачить, объясняя отсутствие вдохновения тем, что работа готова.

В эту картину я выложился полностью, без остатка. Я чувствовал себя неживым, опустошенным. Чувство было мне знакомо, даже слишком. Так расстаются с мечтой. Словно бы вся моя жизнь, а может, даже и плоть перетекли на этот холст, не оставив мне ничего.

Я запил.

Приложив ко рту бутылку, я залил в горло коньяку. Очень скоро я совершенно захмелел.

На меня как-то одновременно все навалилось: картина эта, Акико – я сам стал себе в тягость. Меня не отпускала безумная мысль, что мою душу забрала обнаженная фигура на полотне.

Стемнело, но мне ясно виделся портрет. Зачем только я его создал? Что за надобность такая была изливать жизнь, свою собственную жизнь, на куске холста?

В былые времена я был счастлив, запечатлевая на холсте узнаваемый облик. Мало-помалу радость созидания притупилась. Я перестал писать что-то дельное.

Я плакал. От собственных слез становилось смешно: они катятся по щекам, а я смеюсь. Поднес ко рту бутылку и быстро ее опрокинул в горло. Встал, спустился в прохладный погреб, достал следующую.

Я все пил и пил, по-турецки усевшись перед картиной. Почему-то рядом с полотном я не ощущал ни холода, ни хода времени.

Свет был нестерпимый.

Наверно, наступило утро. Кто-то звал меня по имени. Казалось, заговорило полотно. Передо мной было лицо Акико, словно сошедшее с полотна.

– Как же хорошо, что я пришла. Я тебе звонила, снова и снова, но ты не брал трубку. Уж думала, что ты уехал навсегда и больше не вернешься.

До затуманенного сознания дошло, что девушка плачет. Она снова была на полотне. Отчасти я понимал, что Акико пришла меня навестить и плакала. Отчасти мне казалось, что она сошла с полотна.

– Ты пил, да? Сидел и напивался в одиночку.

– Я не в одиночку.

Я хотел сказать ей, что все это время рядом была она, но не смог выговорить этих слов.

Что-то опустилось на мои плечи. Наверное, одеяло, хотя надобности я в нем не испытывал. Под голову мне положили подушку.

Стало темно. Как будто бы погас свет. Значит, стояла ночь.

Хотелось выпить и рухнуть в хмельную бездонную пропасть. Я пошарил вокруг – где-то должна быть бутылка. Чья-то ладонь поймала мою руку. Я знал, что это Акико.

Неожиданная сила была в том пожатии. Я перестал шарить вокруг.

– Почему ты не на холсте? – попытался я выговорить, но провалился в сонное забытье.

Меня разбудил просочившийся с улицы лучик света.

Все тело неимоверно зудело. Я хотел почесаться, но руки не слушались. В неповоротливом разуме вязли мысли: будто голову наполнили густой мутной жижей.

Хотелось опохмелиться. Опьянение спало, только по телу раскинулась немочь. Спиртного, как назло, не было.

Попытался встать, в голове всколыхнулась жижа, меня замутило, и я снова опустился.

Я лежал на постели без движения и видел потолок – и лицо Акико. Я зажмурился, снова открыл глаза и понял, что эта Акико была реальная, а не сошедшая с полотна.

Попытка сесть отозвалась дурнотой. Я застонал.

– Не шевелись.

– Который час?

– Дело к полудню. Ты бы немного перекусил.

– Думаешь, мне сейчас до еды?

– Самую малость. Я что-нибудь приготовлю.

– Кофе достаточно.

– Нет, тебе надо что-нибудь полегче.

Рука Акико вновь сдержала мою руку. Я закрыл глаза. Никакого намека на голод. Я попытался разбудить интерес к пище.