Большая книга ужасов 2014 - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Веркин, Ирина Щеглова, Елена Усачева cтр.№ 2

Комиссия состояла из трех персон.

Майя Ивановна Гучковская, старший педагог, женщина твердой закалки, лодырей не переносит. Сама до сих пор работает, хотя ей уже за восемьдесят.

Помню, некто Томский из младшей параллели смастерил Х-сканер и втайне всех в школе просвечивал, так вот он сообщил, что у Гучковской кевларовое сердце. Или даже железное. Короче, не свое. Ей будто бы предлагали неоднократно сделать нормальное сердце, человеческое, но она отказалась, сказала, что железное ей больше нравится.

Вторая персона — Игорь Бек, старший педагог, мужчина с настоящим сердцем. Добрый. Вполне может быть, что он меня пожалеет. Он всех жалеет. Правда, жалость у него своеобычная: на Меркурий не загонит, зато пошлет на какие-нибудь орбитальные плантации, отгонять вредителей от циклокукурузы. А цикловредители величиной с кулак и в невесомости летают, как пули настоящие…

Третья — Марьяна Бежкова, старший педагог. Про нее ничего не скажу, она у нас недавно. Но лицо у нее слишком уж открытое. Скорее всего, Бежкова будет солидарна с Гучковской.

Короче, шансов у меня немного.

Поэтому в кабинет я вошел с легким сердцем, уже смирившись с Меркурием, и любой исход воспринял бы спокойно.

— Так-так… — Гучковская принялась перебирать мои бумаги, хотя и без них все про меня знала. — Так-так…

— Проходи, Тимофей, садись, — предложил мне Бек. И ручкой указал, куда именно садиться.

Вообще хочу сказать, что имя Тимофей — самое глупое во Вселенной. Оно похоже на синтетический валенок. Или на старую крысу. Нет, на старую крысу, живущую в синтетическом валенке. Поэтому я всех прошу называть меня Тимом.

Я прошел и сел.

— Так-так… — продолжала в том же духе Гучковская, листая файлы моего личного дела. — Так-так…

— Куда бы ты хотел отправиться? — вежливо спросил Бек. — Практику-то отрабатывать придется…

— Я выбрал местечко, — ответил я. — Хотел бы на Зарю, на Розовые Пляжи, спасателем. Такая суровая, изнуряющая работа на самом переднем крае борьбы…

— Тимофей, давай не будем шутить, — мягко попросил Бек. — Это ведь очень важно. Практика — серьезный шаг, почти как выбор будущей профессии.

Нет для меня профессии, я уже докладывал. Поэтому я так им и сказал:

— Вот и я о том, Игорь Леонидович. Я выбрал себе будущую профессию — хочу быть спасателем! Вы только представьте — свинцовые волны накатываются на каменный брег, седое солнце опускается за горизонт, я, мужественный и непреклонный, смотрю в бинокль. И чу — слышу крик… Тонет ребенок! Или лучше нет — олимпийская чемпионка по гимнастике! Я стремительно бросаюсь в студеные воды и, рассекая грудью пучину, устремляюсь к страждущей…

— Тимофей, — остановил меня Бек, — «страждущая» — тут несколько не то слово.

— Так-так… — Гучковская захлопнула мое дело, передала его Бежковой.

— Мне кажется, довольно балагана, — с улыбкой сказала Бежкова. — Нам всем ясно, что Тимофей не собирается исправляться…

— Я как раз наоборот — собираюсь! — заверил я. — Что может быть благороднее — спасать людей на пляже…

— Не перебивай! — перебила меня Бежкова. — Ты не собираешься исправляться, это понятно. Но мы даем тебе такую возможность…

— Я так и знал! — воскликнул я.

— Ты отправляешься в лагерь гляциологов [1] «Пири».

— Это где? — спросил я. — В Сибири?

— Это не в Сибири, это на Европе.

— Нормально. В Европе — это хорошо. «Пири», кажется, в Норвегии находится?

— Тимофей, — голос Бежковой стал вкрадчивым, — я же сказала не «в Европе», а «на Европе».

Ох уж мне эта Бежкова! Наверное, она из Вытегры. Тамошний педвуз славится своей небывалой жесткостью.

— Тимофей, — улыбнулся Бек, — Европа не в Сибири. Европа — там.

И Бек указал пальцем в потолок. В небо. Туда, где за миллионы километров от административного здания нашей школы вертелся в пустоте вымерзший спутник Юпитера, открытый Галилеем в 1511 году. А то я и сам не понял! Я лодырь, а не дурак.

Повезло…

— Европа, — с удовлетворением повторила Бежкова. — Лагерь гляциологов «Пири».

Я же говорил. Все у них уже решено заранее.

— Спасибо за доверие, — закивал я. — Обещаю не уронить честь земного гляциолога. Буду нести высокое звание гляциолога до последнего вздоха…

— Завтра в десять в порту. Шестой док, ангар восемнадцать. Все.

— Как завтра?! — возмутился я. — Я же еще не готов…

Гучковская уставилась на меня своими стальными глазами, и я понял, что спорить бесполезно.

— С детства мечтал стать гляциологом, — грустно вздохнул я. — Во сне видел. Грезил в минуты…

Бек весомо приложил палец к губам. Понятно. Еще пара слов — и засандалят на Меркурий. Или еще хуже — в Меркурий. В шахты.

И я удалился.

— Ну что? — сочувственно поинтересовался Жуков.

— Заря, Розовые Пляжи, — небрежно ответил я. — Спасателем.

— Повезло… — Жуков потер нос. — А я опоздал, наверное…

— Там еще в гляциологи записывают, может, успеешь.

И я ушел.

Я не люблю ничего делать, мне нравится, когда все делают за меня. Когда мне приходится чем-то заниматься, то на меня такая скука наваливается, что даже все болеть начинает.

Ну, мне, конечно, старались привить всякие полезные для общества качества, но они так и не привились, засохли на корню. Вот гляжу я на своих деятельных сверстников и вижу: они точно произошли от обезьяны — все время что-то делают. А я произошел от ленивца. Потому что не люблю ничего делать. И не вижу в том ничего предосудительного. Я ведь никому не мешаю! Ну, и не делаю я ничего, от этого же никому совершенно никакого вреда. В наши дни народ с голоду не помирает, даже наоборот. Я бы с удовольствием всю жизнь пролежал. Но отец так настроил всю лежачую мебель в доме, что днем на ней лежать решительно невозможно. Даже мой диван меня безжалостно предал — едва я приближаюсь к нему на метр, как он растекается по полу.

Впрочем, такими мелочами меня не остановить — я лежу на полу. Эх, мне бы в спокойный двенадцатый век… В крайнем случае — в еще спокойный тринадцатый… Вот бы я там пожил…

А теперь вдруг Европа.

Конечно, я подозревал, что распределение на Европу — тоже часть большого плана по переделыванию меня как вида. Последняя их надежда. Ладно… На Европу, конечно, придется лететь, тут уж не отвертишься. Однако это совсем не означает, что я буду там вовсю перековываться. Я сохраню свои принципы, пронесу их сквозь огонь… Хотя стоп, там, кажется, нет никакого огня, там лед. Ну, значит, я пронесу свои принципы сквозь лед. Вот так.