– Я сообщаю тебе, что ордер выдан под присягой. Мы не могли бы получить ордер без обоснования…
– Не читай мне лекции, Дуглас. Говори только по сути.
– Алекс Шифтен, Ворк. Она опровергает твое алиби. Тьг сказал Миллз, что в ночь, когда умерла ваша мать, вы с Джин и Эзрой уехали из больницы и возвратились в дом Эзры. Еще ты сказал, что, оставив дом Эзры, поехал прямо домой и был всю ночь с Барбарой. Алекс утверждает, что это не правда; она клянется в этом.
– Правда или нет, как могла знать об этом чертова Алекс?
Дуглас снова вздохнул, и я понял, что именно эта часть причиняла ему боль.
– Джин сказала ей. Той ночью Джин пришла в ваш дом позже. Как она утверждает, хотела поговорить с тобой. И застала тебя там в тот момент, когда ты уезжал. Было поздно, после полуночи. Она посмотрела„как ты уехал, и затем возвратилась домой и рассказала все Алекс. Та сообщила об этом Миллз, и вот мы здесь. – Он сделал паузу и наклонился ко мне. – Ты лгал нам, Ворк. Ты не оставил нам выбора.
Я закрыл глаза, чтобы прояснить события той ночи. Джин последовала за Эзрой к моллу и убила его. Потом пришла в мой дом, когда я уезжал на ферму Оголен. Она знала, что я уехал. Она рассказала Алекс так много. Но они не знали, ни куда я уехал, ни что делал. Меня интересовало, почему Джин отправилась ко мне домой? И было ли у нее оружие Эзры, когда она приехала?
Открыв глаза, я увидел выражение снисходительного самодовольства на лице Дугласа. Я холодно улыбнулся ему.
– Ты выдал ордер, основываясь на слухах, Дуглас.
– Я тоже не нуждаюсь в лекции, Ворк. Алекс была вызвана первой; потом мы говорили с Джин. Она отказалась отвечать – ты должен знать это, но подтвердила рассказ госпожи Шифтен.
Вновь я почувствовал себя больным, холодный пот скатывался вдоль моего позвоночника. Я видел лицо Джин, безграничное отчаяние в ее глазах, когда она рыдала.
«Отец мертв… что сделано, то сделано… Ведь так, Алекс?…» Впрочем, меня сокрушало знание того факта, что она сообщила об этом полиции. Дуглас понимал это – я видел по его глазам.
Я ощутил пальцы Дугласа на своей руке.
– Ты же не собираешься утверждать, что Джин лгала, Ворк? Джин не солгала бы.
Я смотрел мимо Дугласа, наблюдая за толпой людей, которые в худшем случае были коллегами, в лучшем – моими друзьями. Кто кем был сейчас? Потерянные для меня. Покинувшие меня, как будто я уже находился в тюрьме. Змея страха распрямлялась в моем животе, но я проигнорировал это и ответил окружному прокурору самым лучшим образом:
– Не могу представить себе, чтобы она могла это совершить, Дуглас. Не Джин.
Это было правдой. Я уехал среди ночи, и, очевидно, Джин меня видела. Но во что она верила? Неужели она убедила себя в том, что я убил отца? Как далеко она зашла в своем убеждении? Или она поддерживала меня? Если смерть являлась наказанием для человека, убившего ее мать, то какое правосудие уготовано мне? Я сделал правду Эзры своей собственной. Как сильно она ненавидела меня за это?
– Барбара подтверждает мое алиби, Дуглас. Я был с ней всю ночь, и она засвидетельствует этот факт. Просто спросите ее.
– Мы спрашивали, – сказал Дуглас.
– Когда? – спросил я, ошеломленный.
– Этим утром.
– Миллз, – пробормотал я. – Она говорила с Барбарой Этим утром. – Я вспомнил Миллз возле ресторана. Она знала тогда, что ордер будет подписан. Вот почему она хотела узнать мой график работы. – Вы возьмете меня под стражу?
Дуглас надул губы и посмотрел вдаль, как будто вопрос смутил его.
– Это было бы преждевременно, – наконец произнес он, что означало: оснований для ареста недостаточно.
Тогда я понял. Если бы Барбара сказала что-нибудь другое, Дуглас подписал бы ордер на арест. Вот почему они оттягивали разговор с ней. Они знали, что именно она будет говорить, и алиби могло бы помешать им запросить ордер на обыск. Судья мог бы начать колебаться. Теперь, если Барбара скажет что-то другое, не то, что предполагалось, у нас с Дугласом состоится беседа совершенно иного рода, Я кивал, изучая напоследок уличную сцену, дабы запомнить все мелочи, которые всегда считались само собой разумеющимися.
– Прекрасно. Тогда я уйду с вашего пути.
Я начал поворачиваться, но Дуглас заговорил:
– Если ты хочешь сделать заявление, Ворк, сейчас самое подходящее время.
Иностранные военные стажеры на практике в США.
Я повернул обратно, наклонившись вперед.
– Да пошел ты, Дуглас.
Дуглас не моргнул глазом.
– Ты не помогаешь себе, Ворк.
– Хотите заявление в письменной форме? – спросил я.
Дуглас нахмурился и. оглянулся на мой офис.
– Не говори с Джин об этом, – попросил он. – На ее долю пришлось достаточно. Я не хочу, чтобы ты впутывал ее в эти проблемы. Она сделала заявление под присягой, и это главное.
– У вас нет таких полномочий, Дуглас. Вы не можете приказывать мне держаться подальше от сестры.
– Тогда назови это еще одним предупреждением. Будешь вмешиваться каким-либо образом в расследование, и я наброшусь на тебя так, что не обрадуешься.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался я.
– Да. Кое-что. Сегодня Хэмбли официально утвердил завещание вашего отца. Поздравляю.
Я наблюдал, как он шел назад. К моему офису. К моей жизни. Так, как это бывало раньше.
Он исчез внутри, и толпа сбилась у дверей офиса. Я был слишком разъярен, чтобы испугаться того, с какой легкостью гарантия безопасности моей жизни была разорвана в клочья. Снова ко мне были прикованы взгляды, но они не были любопытными. И это больше всего возмущало меня, вызывая отвращение. Все это были люди, которых я знал, люди, которые знали меня. И все же в каждом взгляде сквозило равнодушие. Я был больше чем подозреваемый. Я был осужденный, один во враждебном стане. Поэтому я ушел. Прошел квартал и возвратился на стоянку автомобилей позади здания. Я сел в кабину пикапа и уехал в неизвестном направлении.
В конце концов я приехал в парк, мой дом казался мне чужим. Он сверкал в жутком свете и принимал причудливые очертания на фоне свинцового неба. Там тоже были полицейские, не меньше дюжины, и соседи, подобно моим коллегам, собрались словно на банкет. Молва разлетелась по всему городу за какой-то час. Я видел на лицах выражение шокирующего недоверия, хотя затаенные эмоции там тоже присутствовали: мрачный трепет от ощущения того, что полный крах потерпел кто-то другой. Эзра выглядел как мученик, трудолюбивый блестящий поверенный, который вытянул семейство из бедности, чтобы в заключение получить такую награду. Я видел это. По их мнению, я убил его ради денег.
Я представил полицию в своем доме. Особенно ярко – Миллз, которая роется в моих вещах, ящиках стола. Осматривает все в моем туалете, под кроватью и на чердаке. Моя жизнь была бы раздета донага, снабжена ярлыком и помещена в мешок. Я знал этих людей, черт возьми! И теперь они копались в моих вещах, до которых никому не было дело, кроме меня. Анализируют, что я ел, что пил, какой зубной пастой пользовался. Рассматривают нижнее белье моей жены. Все это настолько бесило меня, что, вместо того чтобы уехать, я направился к дому. Барбара была там, прохаживаясь по подъездной дороге в панике и отчаянии.