Движение на трассе стало уменьшаться, поскольку я переезжал на узкие улицы, где вокруг зданий было мало автостоянок. На тротуаре играли дети, и я сбросил скорость, боясь кого-нибудь сбить. Я проезжал по грязным дорогам, и грязь волочилась следом. Автомобили засоряли дворы, крыши заводских зданий за два столетия своего существования покрылись ржавчиной, обочины превратились в руины. Я уже был на улице Джин. За окном мелькнуло лицо, два глаза и намек на рот, затем все исчезло за шторой горчичного цвета, которая быстро задернулась, когда я обернулся.
Я припарковался перед домом Джин и заглушил мотор. Алекс Шифтен сидела на переднем крыльце, устроившись в кресле-качалке и положив ноги на перила. Изо рта у нее торчала сигарета, она наблюдала за мной через очки.
Когда я выходил из грузовика, углы ее рта опустились. Был слышен отдаленный шум поезда, ветер шевелил верхушки деревьев.
Я выпрямился и вошел во двор, слыша под ногами треск. Алекс не сводила с меня глаз. Подойдя ближе, я увидел, что она строгала ножом кусок дерева. Ее волосы были растрепаны и слиплись в виде остроконечных пучков, а твердые мускулы на руках шевелились, когда она строгала. Она поднялась, прежде чем я успел подойти к ступенькам лестницы, босая, в поношенных узких джинсах.
– Что ты хочешь? – требовательно спросила она.
– Почему ты не отвечала на звонки телефона? – резко ответил я вопросом на вопрос.
– Определитель номера, – сказала она и холодно улыбнулась.
Я поставил ногу на ступеньку и остановился. Ее улыбка превратилась в ухмылку. Она сложила нож и положила в карман, как будто хотела сказать, что он ей не понадобится, для того чтобы иметь дело со мной. Она прислонилась к опорному столбу, и я почувствовал потрясающий смысл слов «дежавю».
– Мне необходимо поговорить с Джин, – заявил я.
– Тебе всегда необходимо поговорить с Джин.
– Она здесь? Это важно.
– Уехала, – ответила Алекс.
– На работу?
Алекс пожала плечами и посмотрела в сторону, пуская дым вокруг своей головы.
– Черт побери, Алекс! Она на работе?
Она поглядела мне прямо в глаза и медленно показала палец. Из моего горла вылетел незнакомый мне прежде звук, и я проскочил мимо нее в дом. Удивительно, но она не последовала за мной. Я ожидал борьбу.
Раздался звук хлопающей ширмы позади меня, и я оказался в тени, вдыхая заплесневелый запах капусты. Голос Алекс звучал мне вслед:
– Смотри везде, где хочешь. Это ничего не изменит Джин здесь нет, и она тебе не нужна. Поэтому окинь все взглядом в последний раз и вали отсюда к черту.
Комнаты были маленькие, с низкими потолками, мебель старая, обивка потертая. Я прошел через провисающий этаж по тонкому зеленому коврику, мимо телевизора увидел там фотографию нашей матери в рамке и направился в кухню. Кастрюли были сложены на подставке для сушки, на подоконнике стояла узамбарская фиалка, ее фиолетовое цветение было подобно яркому всплеску.
Я позвал Джин, но уже знал, что Алекс права; слишком хорошо мне было знакомо ощущение пустого дома. Я окинул взглядом спальню, уже ни на что не надеясь, и увидел отдельную тщательно убранную кровать. На столе рядом лежали аккуратно сложенная стопка каталогов, лицевой стороной вниз – какой-то роман, стоял стакан воды в подстаканнике. Я вспомнил, как обычно сидел у кровати Джин ночью, и мы говорили о каких-то детских вещах. Даже тогда она использовала подстаканник. Джин объяснила, что древесине, как и людям, нужна защита.
Я понял теперь, что она тогда говорила больше о себе, нежели о столе. Но я не почувствовал этого.
Внезапно я затосковал по ней. По той близости, которая существовала между нами прежде, когда мир был меньше и общие тайны было легче хранить. Я положил руки на стол, осмотрелся вокруг и подумал, смеялись ли они здесь, была ли радость в их жизни? Я надеялся, что да, но одновременно сомневался в этом. Алекс не поддавалась управлению. Но Джин хотела придерживаться определенного направления, нуждаясь в нем отчаянно, и ловила любой намек от кого-либо.
Я искал какой-нибудь знак нашего общего прошлого, что-нибудь, что говорило бы о нем. Взгляд мой блуждал по голым стенам, книжным полкам и затем вернулся назад к кровати. Я собрался уходить, когда поезд прошел так близко, что дом затрясло; раздался жалобный крик и пропал, исчезнув, подобно воспоминаниям детства.
Я находился почти у двери, когда что-то щелкнуло в памяти. Я остановился, вернулся к высокой узкой книжной полке в углу и наклонился, поджав колени, как старик. Втиснутая в угол полки, как будто скрытая, там была изодранная копия «Хоббитов» – мой подарок Джин на ее девятый день рождения.
Обложка была засалена, и мои пальцы коснулись поломанного хрупкого хребта книжки. Я поместил надпись на второй странице. Я все еще помнил ее: «Для Джин, потому что у маленьких людей тоже могут быть приключения».
Я открыл книгу, но вторая страница была вырвана или выпала. Я аккуратно поставил книгу на место.
На крыльце сидела Алекс в своем кресле.
– Удовлетворен? – спросила она.
Я боролся с тем, чтобы не потерять самообладания. Возмущение Алекс меня не трогало.
– Ты знаешь, когда ожидать ее? – спросил я.
– Нет.
Я вытащил визитную карточку из бумажника и протянул Алекс. Она посмотрела на нее, но не взяла. Я положил визитку на перила крыльца.
– Попросишь Джин позвонить мне, когда ее увидишь? Номер моего мобильного телефона внизу.
– Она не будет звонить тебе, но я ей сообщу.
– Это важно, Алекс.
– Ты уже говорил.
– Пожалуйста. Просто сообщи ей. – Алекс сцепила руки за головой. – Если она мне позвонит, тогда не надо будет снова беспокоить тебя, – объяснил я. – Подумай об этом.
– О чем об этом? – переспросила она.
– Это касается меня и Джин, – сказал я ей.
– Я узнаю так или иначе.
– Прекрасно, но не от меня. – Я спустился с крыльца, обернулся и показал на карточку на перилах. – Номер – внизу.
– Да-да.
Я пошел через двор, стараясь оказаться подальше от Алекс и ее самоуверенности; именно тогда я услышал, как щелкнуло лезвие открывающегося ножа – и короткий смех.
– Все равно я об этом узнаю! – крикнула Алекс. Я продолжал идти, утомленный ею, и уже почти подошел к грузовику.
– Вы имеете право молчать… – сказала она, и я остолбенел.
– Что ты сказала? – переспросил я, отступая от грузовика, вертя ключи в руке. Ее улыбка распространялась, словно раковая опухоль.
– Все, что вы скажете, может использоваться против вас в зале суда. – Она стояла, положив руки на перила, подавшись вперед, ядовитая. Я направился к ней, и она все больше наклонялась к перилам, открыв рот и сверкая глазами, – она наслаждалась собой. – Если вы не можете позволить себе адвоката, вам кого-нибудь назначат. – Потом она засмеялась, то ли от моего вопроса, то ли от своей собственной смышленности.