1941. Время кровавых псов - читать онлайн книгу. Автор: Александр Золотько cтр.№ 44

– Проходите в комнату, я сейчас… – ответил старческий голос из глубины квартиры.

– Я позже, через час-полтора. – Никита подтолкнул Севку вовнутрь квартиры и закрыл за ним дверь.

– Евграф Павлович! – сказал Севка и повторил громче: – Евграф Павлович!

Коридор напоминал библиотеку. Полки с книгами занимали стены от пола до потолка, золоченые корешки тускло отсвечивали за стеклом в неярком свете, проникавшем через открытую дверь в глубине коридора.

Из двери появился невысокий, сухонький старичок в сером костюме. Протянул руку и ответил на рукопожатие неожиданно сильно.

– Вы, полагаю, тот самый Всеволод Александрович? – осведомился старик, не выпуская Севкиной руки.

– Тот самый, – сказал Севка.

– А меня зовут Евграф Павлович. Да вы, как я понял, это знаете. Проходите пока в гостиную. – Евграф Павлович указал рукой в конец коридора. – А я освобожусь буквально через десять минут. Кухня, знаете ли, требует внимания.

Гостиная также была заставлена книгами, на этот раз в высоких, до самого потолка, шкафах. Комната была высоченная, метра четыре с половиной, а то и все пять. В углу стояла деревянная лесенка.

Посреди комнаты – стол, накрытый белым покрывалом, и стулья с высокими спинками под белыми парусиновыми чехлами. Над столом висела люстра с матерчатым оранжевым абажуром.

Севка прошел по комнате, с любопытством разглядывая книги. Тут были книги на немецком, на английском, французском и испанском, насколько смог опознать Севка. Две или три полки были заполнены книгами с арабской вязью и еще несколько – с иероглифами. Китайскими или японскими. Или и теми, и другими.

На свободном пространстве висели фотографии в деревянных рамках.

Кто-то в форме царской армии еще при погонах. Севка присмотрелся, и ему показалось, что в центре снимка возле старинного орудия стоит молодой Евграф Павлович в белом мундире, перетянутом ремнями.

На других снимках Евграф Павлович стоял на стене какой-то крепости, на бруствере траншеи, возле верблюдов, нагруженных какими-то тюками. На фоне египетских пирамид. Под пальмами.

Несколько фотографий были куда ближе к современности. На одной из них Евграф Павлович был даже в буденовке и шинели с… Севка напрягся и вспомнил, как Богдан называл эти клапаны на груди – «разговорами».

И был у Евграфа Павловича на груди, прямо на шинели, орден Красного Знамени. А рядом с этой фотографией – снимок, на котором Евграф Павлович был в генеральской форме и располагался в группе генералов, а справа от него, через три человека Севка с изумлением опознал Николая Второго.

Севка присвистнул. Его удивило не то, что старик сфотографировался с царем, а то, что спокойно держит такую фотографию на виду. А Севка был уверен, что за такие штуки в тридцать седьмом расстреливали. Кровавая гебня опять-таки…

Или не все было так просто? Или это Евгений Афанасьевич крышует старого генерала?

Кстати, и сам комиссар присутствовал на нескольких фотографиях. В форме, в светлом штатском костюме, с какой-то красивой женщиной в белом платье. С той же женщиной и двумя детьми. С женщиной, детьми и Евграфом Павловичем. С Евграфом Павловичем и молодым парнем в форме. Фотография недавняя, Евгений Афанасьевич выглядит почти так же, как сейчас, старик – тоже, парень в офицерской… командирской, зло одернул себя Севка. Пора уже запомнить, идиот, в командирской. Командирской.

Севка шагнул к кожаному дивану с высокой спинкой с зеркалом наверху, хотел сесть, но, глянув на себя в зеркало, замер.

Вернулся к фотографии.

«Черт, – сказал Севка. – Бывает же такое…» Так, кажется, выразился комиссар, разглядывая Севку в блиндаже.

Нет, на фотографии между комиссаром и стариком был, естественно, не Севка, совсем другой парень.

Но, черт возьми, как же он был похож на Севку. Рост, телосложение, форма лица, разрез глаз…

Совпадение, говорите? Случайно, говорите, Севка попал в это время? Засуньте такие совпадения себе знаете куда?

1 августа 1941 года, 22 часа 15 минут.

Западный фронт

Вернулись разведчики и доложили, что проселочная дорога свободна. Немцы, днем двигавшиеся по ней в сторону железнодорожного моста, с наступлением сумерек исчезли, не желая, по-видимому, напороться на окруженцев в темноте.

– В общем, – сказал Сличенко, – как и ожидалось. На всякий случай мы оставили дозор возле проселка. Мордасов, у тебя все готово?

Лейтенант Мордасов кашлянул, почесал небритый подбородок.

– Что-то не так? – спросил Сличенко.

Егоров, Сличенко и командиры его батареи сидели под деревом вокруг карты, развернутой на брезенте. Плащ-палатка была натянута между деревьями, чтобы прикрыть слабый свет фонаря, стоявшего в центре.

Лейтенант Мордасов все никак не мог сформулировать своего замечания.

– Не телись, Лексей! Излагай четко и ясно, – подбодрил его Сличенко, и Егорову показалось, что прозвучала фраза не то чтобы совсем фальшиво, но как-то неуместно.

Какая тут, к чертям, бодрость в глубоком тылу немцев? И если бы планировался прорыв к своим, пусть с ударом, боем, со смертельным риском и даже возможностью умереть во время прорыва. Нет, разговор ведется так, будто это немцы попали в окружение и нужно только четко сработать. Как на полигоне или стрельбище.

– Установки готовы, – сказал наконец Мордасов тихо. – Машина со снарядами готова. Оба танка… «Сороковки» готовы тоже, танкисты сказали – проблем не будет.

– Хорошо, – одобрил капитан. – Почему в голосе нет восторга и предвкушения предстоящей битвы?

И снова фраза повисла в воздухе, как елочная мишура, яркая, веселая и пустая.

«Он что, не понимает, что выбрал не ту интонацию, – с раздражением подумал Егоров. – От него ждут разъяснения, четко поставленной задачи, а он…»

– Люди, товарищ капитан, – сказал Мордасов. – Они не спрашивают, но я ведь вижу… Ладно, мы остались у немцев в тылу. Ладно, просидели сутки, прячась. Но они ведь понимают, что мы делим батарею. Четыре установки остаются здесь, три я увожу… Танки забираю… Выходит, кто-то из нас идет на смерть, а кто-то уцелеет… Хоть бы какую определенность для людей, товарищ капитан…

– Для людей? – свистящим шепотом спросил Сличенко. – Или для тебя?

– И для меня, – глухо сказал лейтенант.

– А я не знаю. Не знаю, кто из нас выйдет живым, а кто подохнет. Я знаю, что должен до рассвета оказаться в двух километрах от моста, вот здесь. – Сличенко ткнул пальцем в карту. – Знаю, что ты должен накрыть мост и станцию перед ним. И больше я ничего не знаю. Я не знаю, не прилетит ли завтра утром сюда «юнкерс» и не разнесет ли здесь все к чертовой бабушке. Я не знаю, не напорешься ли ты со своими установками на немцев. Тебе, твоим установкам и твоим «Т-40» хватит одного среднего немецкого танка. Что я могу еще сказать? Призвать тебя и твоих людей выше держать голову и помнить о своем высоком воинском долге?