— А вдруг понадобится тачка? Срочно? А ты будешь ловить
такси? — Выходило, Женька опять права, а это всегда раздражает.
Машину мы взяли, но сразу к подружке не поехали. Она вдруг
вспомнила, что дома у нее нет ни крошки хлеба, и ничего съестного тоже нет,
выпросила взаймы денег и велела отвезти ее в торговый центр «Первомайский». Я
не возражала, настроение было на редкость паршивое, так что все равно, куда
ехать и за чем идти. После посещения магазина деньги у нее, как ни странно, еще
остались, и мы заскочили в «Школьник» за бумагой для принтера. Женька
намеревалась в ближайшее время засесть за работу и осчастливить мир сборником
рассказов. «Хорошо Женьке, — с завистью к чужому трудолюбию думала
я. — А у меня в голове только ветер свищет…» В общем, часа два мы с ней
катались по городу, прежде чем свернули на проспект Мира, который вел к
Женькиному дому, и тут она заявила:
— Слушай, за нами увязалась тачка.
— Какая тачка? — не поняла я.
— «Девятка», «мокрый асфальт», видишь?
Я исправно пялилась в зеркало и по этой причине едва не
тюкнулась в бампер впереди стоящего «БМВ». Водитель хотел что-то сказать в
открытое окно, но, увидев меня, только махнул рукой, а я сообразила, что стоим
мы перед светофором и мне следует быть внимательней. Загорелся зеленый, я
осторожно тронулась с места, но тут же вновь подняла взгляд к зеркалу.
— Где?
Женька встала на своем сиденье на колени и наблюдала за
потоком машин у меня за спиной.
— Потерялся, — сообщила она с сожалением. — А
может, это белая горячка, что неудивительно после всех переживаний. Я на эту
тачку возле «Первомайского» обратила внимание. Паренек в ней сидел, харюшка
такая, что в лобовое стекло целиком не помещается. Выдающихся размеров
физиономия, одним словом. А когда с бумагой выходила, глядь, а тачка в
подворотне. То есть я хотела сказать, в арке, как к пивбару идти. И сейчас мелькнула.
Слышь, Анфиса, может, кто за нами следит? Сюда бы Романа Андреевича, он бы
махом разобрался.
— Может, и вправду следят, — подумав, согласилась
я. — Ромочка какому-то парню звонил и велел за мной приглядывать, я
случайно слышала.
— Спятил от ревности, — покачала головой подружка.
— И вовсе не от ревности, — обиделась я. —
Чего это ему меня ревновать? Он беспокоится о нашей безопасности.
— Тады ладно, — согласилась Женька и устроилась на
сиденье по-человечески.
Мы как раз свернули в ее двор, машину оставили под окнами, и
Женька, подозвав мальчишку лет шести, который жил в соседней квартире, сказала
шутливо:
— Серега, следи за Анфисиной тачкой, получишь
шоколадку.
— Ладно, — важно кивнул он и присел на скамеечке.
Правда, надолго его не хватило, стоило нам скрыться в подъезде, как сторож
припустился к приятелям, игравшим в глубине двора в футбол.
Женька стала разбирать покупки, а я плюхнулась в кресло и
начала к ней приставать, настроение неважное, следовало выместить на ком-то
дурные чувства. Женька для этого самая подходящая кандидатура.
— Не понимаю, на что ты рассчитываешь? — хмурясь,
сказала я.
— Ты имеешь в виду Игоря? — В отличие от меня
Женька пребывала в нормальном расположении духа, по крайней мере, ответила мне
вполне миролюбиво.
— Конечно.
— Я рассчитываю, что он как-то себя проявит, приедет
или позвонит. А мы втолкуем ему, что всякая суета бессмысленна, что ребенка
следует побыстрее вернуть, да и самому сдаться властям. Он не уголовник
какой-нибудь, чтобы прятаться по друзьям, чужим дачам и малинам. Такая жизнь не
для него. Опять же, дядя — прокурор. Есть шанс получить по минимуму. Хороший
адвокат наплетет про роковые страсти, безумную ревность и убийство в состоянии
аффекта.
— Людмилу он тоже убил в состоянии аффекта? —
разозлилась я, неожиданно осознав, что в словах Женьки есть большая доля
истины: пожалуй, все так и будет. А по моим представлениям, человек, способный
утопить одну женщину, удавить телевизионным кабелем другую и хладнокровно
застрелить мужчину, который догадывался о его преступлениях, — такой
человек должен находиться либо в психушке, либо в тюрьме, несмотря на то что
Вера моя подруга.
В дверь позвонили. Мы с Женькой испуганно переглянулись, и
она сказала, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:
— Но мы ведь его ждем. — И пошла открывать.
Однако вошел в квартиру вовсе не Игорь. Женька распахнула
дверь, после чего отлетела шагов на десять в глубь коридора. Так как ее полет я
могла наблюдать из кухни и заподозрила неладное, то мгновенно вооружилась:
схватила разделочную доску, довольно тяжелую, с удобной ручкой, и выглянула в
прихожую. Дверь в этот момент захлопнулась, а я смогла лицезреть двух крупных
молодых людей с суровыми и волевыми лицами, причем одно лицо мне было смутно
знакомо, но в тот момент я здорово испугалась и не имела возможности предаться
воспоминаниям. Женька между тем прекратила полет возле стены напротив и, глядя
на парней, спросила:
— Никак вы квартиры перепутали? В этой самая ценная
вещь я сама да вон еще Анфиса…
Они и без Женьки обратили на меня внимание, один из парней
подошел ко мне и ласково произнес:
— Привет.
— Привет, — пискнула я и попробовала его узнать.
Не тут-то было. Его приятель, не обращая внимания ни на меня, ни на Женьку,
прошелся по квартире, заглядывая во все двери, а затем устроился на диване в
единственной Женькиной комнате, извлек из кармана легкой куртки пистолет,
положил его на журнальный стол рядом с собой, а потом махнул рукой, лениво так
и уж очень по-барски. Второй тип направился к нему, причем левой рукой
подталкивал Женьку, которая особо не сопротивлялась, но шла как-то вяло, а
правой тащил меня, больно дергая за локоть.
— Ну что? — спросил тип, сидящий в кресле. —
Говорить будем или надо на пальцах объяснить, что дяденек злить нельзя?
— Будем, — торопливо заверила я, хоть и не знала,
что он имеет в виду. Кашлянула и осведомилась: — Извините, а вы кто?
— Конь в пальто, — хмыкнул он в ответ. Тот, что
стоял рядом со мной, все еще держал меня за локоть, хотя никакой нужды в этом я
не видела.
— Вы не могли бы меня отпустить? — вежливо
попросила я.
Он легонько встряхнул меня, а потом швырнул в кресло. Женька
устроилась на диване чуть раньше и разглядывала парней как нечто в высшей
степени занимательное.