Оба засучили рукава, и словесные баталии на потеху зрителям вот-вот должны были перерасти в рукопашную схватку.
Алексей осторожно направил экипаж в объезд, одновременно с этим пытаясь разглядеть, куда подевалась женщина с ребенком. В какой-то момент он слишком увлекся и чуть не столкнулся с легкой пролеткой, настигшей и пытавшейся обойти их на большей скорости. Алексей каким-то чудом успел завернуть на тротуар. Краем глаза он заметил двух пассажиров на сиденье и рослого возницу на облучке. Но тут ему пришлось проделать несколько нехитрых манипуляций с хлыстом и поводьями, чтобы не сбить пожарный кран на краю тротуара, и это на какой-то миг отвлекло его от созерцания происходящих событий. Задетый задним колесом пожарный кран благополучно приказал долго жить. В небо ударила тугая струя воды. И тут одновременно с истошными свистками невесть откуда возникшего городового раздался дикий женский крик, визг, и голос Лизы, перекрывший, казалось, все звуки:
— Смотрите! Смотрите! Они схватили ребенка!
Но Алексей и сам уже заметил пассажира из только что обогнавшей их коляски. Придерживая одной рукой шляпу, а в другой сжимая револьвер, громила в черном плаще и маске гигантскими прыжками мчался по тротуару. Мальчика в матросском костюмчике он держал под мышкой, и ножки того болтались, как у тряпичной куклы.
Женщина поднималась с тротуара. Оторванный рукав платья болтался на нескольких нитках, на щеке виднелась внушительная ссадина. Подхватив юбки и прихрамывая, она устремилась следом за похитителем. Но тот оказался резвее. Догнав коляску, он, как куклу, перекинул ребенка на руки второму пассажиру и на ходу заскочил в экипаж.
— Лиза! К женщине! — выкрикнул Алексей и прошелся по лошадям плетью. — Гони! — крикнул он что было силы.
И лошади понеслись вслед за мчавшимися, точно метеор, рысаками похитителей.
Он даже не проверил, успела ли Лиза выскочить из экипажа. Стоя, продолжал нахлестывать лошадей, зная, что в этой ситуации Лиза с полуслова поймет приказ и артачиться не станет.
Конные экипажи едва успевали отворачивать в сторону от бешено летящих друг за другом колясок. Не было времени опустить кожаный верх, и он изрядно тормозил движение. Но Алексей не мог позволить себе отвлечься даже на секунду и молил только об одном: чтобы на мостовую не вздумал выскочить ребенок или вывалиться какой-нибудь растяпа. Однако прохожие, заслышав бешеное ржание и грохот колес по булыжному покрытию, в панике разбегались в разные стороны и жались к стенам домов.
Обезумевшие от беспрестанных ударов плетью лошади могли в любой момент выскочить на тротуар. Руки Алексея занемели, но тут его пролетка поравнялась с экипажем похитителей. Он перехватил поводья левой рукой, а правой выдернул из-за пояса револьвер.
— Стой! Стрелять буду! — выкрикнул он во всю силу легких и, не дожидаясь ответных действий, выстрелил в воздух.
Мгновенно из преследуемой коляски высунулась рука с длинноствольным пистолетом. Ударил выстрел. Пуля пролетела над головой правой лошади и, не задев Алексея, пробила дыру в кожаном верхе экипажа.
Лошади дико заржали, рванули в сторону и все же выскочили на тротуар. Многострадальное заднее колесо вновь задело, теперь уже за чугунный столбик коновязи. Рывок! И оно, дребезжа и виляя, покатилось по булыжникам… Алексея выбросило на мостовую. В запале он не почувствовал боли от удара. Вскочил на ноги и увидел только завалившийся на бок экипаж и колесо, которое, ударившись о росшее на обочине дерево, тоже свалилось на землю. А коляска с похитителями исчезла, словно сгинула в преисподней.
— О дьявол! — с досадой выругался Алексей, разглядывая то, что осталось от блестящего и недавно приобретенного выезда Анастасии Васильевны. Он понимал, что супруга его начальника вряд ли потребует возмещения расходов на восстановление коляски. Но тем не менее придется ее ремонтировать. И это непременно влетит ему в копеечку… Алексей представить себе не мог, что будет оправдываться перед хозяйкой и объяснять ей причину аварии. Натворил дел — будь добр, исправляй их собственными силами. Этот завет Тартищева выполнялся в сыскной полиции едва ли не более свято, чем все, вместе взятые, заповеди богоугодной жизни.
Поляков с тоской разглядывал искореженный задок и изорванный в клочья кожаный тент экипажа. Тотчас его окружила толпа жаждущих зрелищ горожан: сочувствующих, негодующих, но большей частью обрадованных неожиданному развлечению. Сквозь толпу, бесцеремонно ее расталкивая и отчаянно ругаясь, пробился толстый городовой в летнем полотняном мундире. Остановившись рядом с Алексеем, он снял фуражку, вытер вспотевшую, бритую под ноль голову платком и, отдуваясь, приказал сиплым басом:
— Потрудитесь, сударь, пройти со мной в участок!
Алексей достал из кармана карточку агента и молча сунул ее под нос местному блюстителю порядка. Тот мгновенно утратил свой воинственный пыл.
— Извиняюсь, вашскобродие! — приложил руку к козырьку фуражки городовой. — Не признал-с! — И тотчас принялся теснить ротозеев с мостовой на тротуар.
Алексей приказал ему уняться и препроводить развалины экипажа в ближайшую каретную мастерскую. Сам же направился пешком в обратную сторону. Его нарядный летний сюртук представлял теперь еще более печальное зрелище, чем тот, который пострадал в Каинске. Один башмак просил каши, а шляпа слетела с головы во время погони. Лицо украшали синяки и разводы грязи. Со стороны это могло показаться забавным, но одного взгляда на мрачное лицо молодого сыщика хватало, чтобы понять: шутки с ним плохи, и в ответ на издевательские выкрики можно вполне схлопотать по физиономии…
Глава 3
Не обращая внимания на любопытные и сочувствующие взгляды прохожих, Алексей, слегка прихрамывая, добрался наконец до перекрестка, рядом с которым разыгралась трагедия. Толпа зевак и тут разрослась до неимоверных размеров.
Страдальческие вздохи кумушек перемежались с взволнованными мужскими голосами: здесь охотно выстраивали свои версии похищения, просчитывали варианты поведения злоумышленников и мотивы преступления.
— Ребеночка украли, изверги проклятые! — делилась с приятельницей новостями рябая толстощекая баба, по виду кухарка какого-нибудь чиновника тринадцатого разряда, а то и вовсе писаря или помощника делопроизводителя.
— Цыгане постарались, непременно цыгане! — Седенький, с цыплячьей грудью старичок в старой фетровой шляпе возбужденно хватал за руки своего соседа, рыжего, с толстой веснушчатой физиономией офеню, который напрочь забыл о своем коробе и с разинутым ртом наблюдал за тем, что происходит на тротуаре, не замечая, что какой-то голодранец запустил руку в его товар.
— Нет, то армяне! Оне детей воруют и туркам продают! — наконец изрек офеня и тут же, заметив вора, отвесил ему оплеуху, отчего тот покатился по камням, подвывая от боли.
— Какие армяне? — встрял в разговор мужик в поддевке и в картузе с лаковым козырьком. — Жиды это! Непременно жиды! Они свою мацу на православной крови замешивают! — Он смачно сплюнул на тротуар и бросил в рот добрую жменю семечек подсолнуха.