К исходу пятой минуты во дворе штаба собрались все ополченцы, кроме раненого. Бажов поначалу решил, что опоздавшего дождутся, ведь не из вредности этот… как его… Колобок опаздывал к построению. Но Федоров дал отмашку, и отряд быстро исчез в лесном полумраке. Раненый в строю так и не появился. Спрятали его в одном из домов, просто бросили на произвол судьбы или прикончили, чтоб не мучился – осталось загадкой. Тимофей допускал любой вариант. Он уже понял, что с понятиями о добре и зле в здешних местах что-то напутано. А то и вовсе произошла подмена этих понятий. Вместо добра у местных жителей теперь была в чести целесообразность, а вместо зла…
А что вместо зла? Тимофей покачал головой. Ничего. Этого понятия просто не стало. Когда каждый за себя и любой встречный-поперечный может оказаться врагом, самозащита и выживание становятся двуединой максимой. Под ее прессом любые привычные, цивилизованные категории размазываются тонким слоем. И вот вам – убийство не зло, предательство – лишь один из способов выжить, а обман – военная хитрость. Наверное, так на любой войне. Одна проблема – здесь не шла война. Остров превратился в территорию бедствия, но не боевых действий. Людям здесь надо было объединяться, проявлять лучшие качества, а не глотки друг другу перегрызать. Иначе рано или поздно всем грозила одна участь: стать зомбаками.
А там, когда вода уйдет и Остров вновь станет частью общей суши, не помогут никакие огнеметы. Такой зомбический песец ко всем придет, что только ядерной бомбой и остановишь. А бомба – автоматически подрыв всех прежних мировых устоев. А подрыв есть подрыв. Смотрите выше, что бывает, когда привычные понятия подменяются или рушатся. Это самый натуральный повод к войне. К одной большой войне. И что будет самое удивительное для тех, кто выживет в этой войне, так это бредущие по руинам зомби. Те самые, с которых все началось.
Тимофей поймал себя на том, что мысленно набросал сценарную заявку для триллера в жанре зомби-апокалипсис. Даже финальный кадр придумал. А между тем вокруг была не съемочная площадка. Вокруг была реальность. Дождливая, промозглая, грязная, но до боли родная и знакомая, а потому и до одури страшная. Каким образом в этом обычном мире – местами ярком, а местами скучном, в чем-то неизменном, а в чем-то стремительно меняющемся, но главное – привычном и в целом вроде бы понятном – могли материализоваться плоды больной человеческой фантазии? Это как громко и дружно надо было «каркать», чтобы накликать такую беду? Все это никак не укладывалось в голове. Ни вдоль, ни поперек, ни калачиком.
Отряд притормозил у опушки леса, и только в этот момент Бажов осознал, что за все время пути не увидел ни одного зомби. Странным существам не нравились сосны? Или в этом лесу было что-то другое, отпугивающее мертвяков? Может быть, они воспринимали этот лес как продолжение Сосновки и поэтому не совались сюда без крайней нужды?
Отчасти на возникшие у Бажова вопросы ответил все тот же боец Лисутин – по всей видимости, штатный разведчик отряда. Он опять примчался невесть откуда весь в мыле и замахал руками, предваряя этой жестикуляцией очередной рапорт.
– Там… засада, Иваныч! Мертвяки на тропе пасутся. Без пальбы не пройдем!
– Где – «там»? – спокойно уточнил Федоров.
– Прямо, – ответил боец, но взмахом указал направо. – Лесом на тюрьму точно не пройдем. Только по берегу.
– Химики запеленгуют, – басовито проронил конвоир Бажова. – На берегу мы, как прыщи на лысине будем.
– Полем уйдем, – недолго думая, приказал Федоров и решительно развернулся влево. – Двинули!
– Нет! – Лисутин помотал головой. – Там… ваще! Охотник!
– Бли-инский Вася… – Федоров резко затормозил. – Что ж ты сразу-то… Далеко?
– Там… на свалке засел. Я видел, как он туда забрался. И не вышел.
– На свалке мертвяки любят топтаться, – заметил басовитый. – Может, стрескают его?
– Скорее он сам их стрескает и не подавится, – Федоров был крайне раздражен. – Когда вы его достанете?! Сколько можно об одном и том же? Вас у меня сколько человек? Сотня? А он один!
– Нас-то сотня… человек, а он зато… – басовитый покачал головой. – Сам знаешь, Иваныч.
– Да знаю, – неожиданно больше с горечью, чем с раздражением, согласился Федоров и махнул рукой. – Придется круги нарезать. Отходим к Церковке, оттуда по ручью вернемся к реке.
– Опять вброд? – басовитый вздохнул.
– А что делать, если мертвяки нормальную дорогу перекрыли! Кто их надоумил? Я, что ли? Или химики?
– Не ты. И не химики. Ты ж знаешь.
– Знаю, – Федоров мрачно зыркнул на басовитого. – Я-то знаю! Потому и твержу вам каждый день по десять раз: пока Охотника не изведем, не будет нам покоя. А вы, как только Охотника увидите, креститесь да хвосты поджимаете. Вместо того чтоб стрелять. Трусы несчастные! Лисутин, пошел вперед!
Бажов уловил не все нюансы, но понял главное. Загадочный Охотник вел какую-то игру против ополченцев, и у него неплохо получалось. Далеко за примерами ходить не требовалось. Сначала Охотник отбил у ополченцев парочку приговоренных, затем навел на Сосновку военных, а после перекрыл запасные выходы, заставив партизан тратить силы и время на обходной маневр. Явно удачный ход. Даже несколько ходов. Зачем ему это понадобилось – вопрос другой. Смущал только один момент. Какая имелась связь между условной засадой нежити (вряд ли это была действительно осмысленная засада, скорее зомби просто столпились на тропе) и активностью Охотника?
С Кудашовым и его химиками Охотник договорился, это почти не удивляло – не могли же военные враждовать со всеми подряд. Затем Охотник засветился перед разведчиком ополченцев, чтобы предупредить – полевая тропа перекрыта, здесь тоже все понятно. Но неужели Охотник сумел договориться еще и с нежитью? Ведь зомби не могли без причины собраться со всего леса в одной точке. Но каким образом их согнал туда Охотник? Бросил приманку? Уж не Наташу ли?! Или Шамана?
Тимофей попытался придавить разыгравшуюся фантазию, но вопросы только множились. Зачем Охотник выручил приговоренных?! Чтобы сразу же подставить? Он мог бы и не напрягаться, выловить того же Лисутина или взять раненого. Может быть, так он и поступил? Фантазия никак не придавливалась, Бажова несло, как легкую пену по бурной речке. Но именно легкость этой творческой пены помогла ему проскочить несколько логических подводных камней, даже не заметив их под тонким слоем холодной воды. Проскочить и сразу же увидеть Побережье правильных выводов.
Наташа и Шаман не могли быть приманкой для зомби, в этом Тимофей больше не сомневался. Ведь они заражены, а значит, в пищу не годились, и кусать их больше не требовалось – инстинкты мертвяков должны молчать.
Притащить из деревни раненого Охотник не мог, поскольку в Сосновке находились химики, да и просто – не стыковалось по времени. Ну, не реактивный же этот загадочный федоровский оппонент.
Наконец, ему не удалось бы договориться с нежитью по причине немоты и вообще нулевой коммуникабельности мертвяков.