Под тихий и неторопливый перезвон струн рядом с музыкантом раскачивалась дева с тончайшей талией и пышными формами, едва прикрытыми прозрачными розовыми шелками. Она была молода и обликом походила на черноволосого музыканта. То и дело она удивляла немногочисленную публику своей гибкостью: то высоко задирала ногу, то достигала языком собственного напряженного соска, манящего сквозь шелк. Ее движения сопровождались позвякиванием браслетов из золотых монет, охватывающих запястья и лодыжки босых ног.
Едва гость в бурой накидке занял пустующий дубовый стол в темном углу, как рядом возник толстый стольник.
— Кнедлики со сметаной. Желудевый хлеб и пинту темного эля, — тихо произнес гость. — Эль принеси сразу.
— Покуда кнедлики будут готовы, мой господин, боюсь, вы уже его выпьете.
— Ничего. Закажу еще. Ступай и поторопи поваров. Я проголодался.
— Как угодно, мой господин. — Стольник раскланялся и быстро ушел.
Посетитель медленно повернул голову и стал наблюдать за извивающейся заморской прелестницей. К его столу подошла невысокая стройная женщина в дорогом платье из темно-алого велюра. Голову ее обвивал серебряный обруч с каменьями, крашенные хной густые волосы были перехвачены сзади алой лентой, от висков тонкие завитые локоны спускались на румяные щеки. В одной руке она держала свечу из пчелиного воска, в другой пинтовую стеклянную кружку темного эля. Женщина широко улыбалась, сверкая в полутьме безупречными белыми зубами. Да и в остальном дети Первобога ее не обделили: облегающее платье подчеркивало безупречность форм, и выглядела она куда моложе своих тридцати пяти лет. Это была сама Сиргарита — черноглазая и красноволосая бестия, хозяйка сего заведения. Бывшая блудница, умевшая так ублажить и свести с ума клиентов, что очень быстро сколотила огромное состояние и открыла самый дорогой и престижный бордель в столице Гринвельда.
— Здравствуй, Джон, — тихо сказала она, садясь напротив и ставя свечу в центр стола, а кружку — ближе к гостю.
— Как узнала? — Гость опустил капюшон на плечи, развязал тесемку и сбросил накидку на спинку стула.
— Сколько раз уже, — хозяйка улыбнулась, — ты садился на одно и то же место и делал один и тот же заказ. Пей свой эль, милый Джон. Ты ведь все еще предпочитаешь это имя?
— Именно так. — Гость кивнул и взялся за кружку.
На улице Роз он был просто Джоном, но по ту сторону каменной арки являлся вторым человеком в государстве, десницей короля. Сиргарита знала, кто он на самом деле, и он знал, что она знает. Однако она уважала право клиента на анонимность, и не страшно, что «просто Джоном» называл себя каждый второй гость.
— Рада тебя видеть.
— Уж очень хорошо у вас готовят. — Нэй усмехнулся и сделал большой глоток.
— И только? — Она кокетливо изобразила обиду.
— А что ты хочешь услышать?
Вэйлорд прекрасно знал ответ на свой вопрос, но потакать Сиргарите не намеревался.
— Ты хочешь ужинать один? Или угостишь и меня?
— Это твой дом, Сигрит, и все, что в нем, тоже твое. Так почему я еще должен за тебя платить?
— Ну, — женщина подперла кулачком тонкий подбородок, выставив к румяной щеке указательный палец, — именно таким путем я, простая шлюшка, стала богаче многих высокородных сучек.
— Бранные слова тебе совсем ни к чему, Сигрит. Закажи себе что хочешь. Я заплачу, так уж и быть.
— О мой щедрый Джон! — томно протянула она, откинувшись на спинку стула и позволяя собеседнику заглянуть в низкий вырез ее платья. — Насколько я помню, некоторые бранные слова из моих уст подстегивали неистового жеребца, и ты брал меня с новой силой.
— В постели дозволено куда больше, чем за столом.
Тонкие брови женщины встрепенулись.
— Но ведь ты и за столом меня брал, — шепнула она.
Нэйрос нахмурился. Лучше вообще молчать, чем подталкивать ее к подобным воспоминаниям.
— Что нового, Сигрит? Рассказывай, — произнес он, глядя, как она грациозно взмахнула рукой и щелкнула пальцами, подзывая стольника.
Тот не заставил себя долго ждать и, выслушав пожелание хозяйки, удалился.
— Что нового, спрашиваешь? Есть новые девочки. Одна еще девственница. Как понимаешь, ее первый раз стоит очень дорого. Пусть и неопытна, но юна, невинна и прекрасна. Если захочешь, я буду с ней и подскажу, как наверняка доставить тебе радость.
— Как она здесь оказалась? — строго спросил Вэйлорд, нахмурившись еще сильнее.
— По своей воле. Только по своей собственной воле. Ты же знаешь меня, Нэй…
— Еще раз произнесешь это имя… — тихо, но угрожающе рыкнул он.
— Прости. — Сиргарита опустила голову и принялась накручивать на палец локон у щеки.
— Я что-то слабо верю, чтоб невинная дева явилась в такое место по своей воле.
— Похоже, ты до сих пор плохо знаешь этих девок и то, что творится в их дурных головах. Моя мамаша мою невинность в тринадцать лет пыталась продать латникам своего лорда за четыре медяка. Только сбежала я тогда и решила, что сама буду считать медяки за свою алую розу. Однако оказалось, что стоила она куда больше. Так что не терзайся сомнениями.
— А вон те двое? Тоже по своей воле? — Он недовольно кивнул в сторону помоста, где находились музыкант и танцовщица.
— Это беглые рабы из Биргиса. Поверь, им здесь куда лучше, чем дома. Нет здесь хозяина, который, нанюхавшись разной дряни, забавы ради заставлял бы девчонку совокупляться с ослом, а мальчишку — вылизывать одно место коровам, чтобы лучше доились.
Вэйлорд подавился элем и выплюнул его на стол и себе на грудь.
— Тринадцатый… Это что, правда?
— Правда. — Женщина кивнула. — Мне так рассказывали.
— Избавь меня от таких подробностей. — Он поморщился.
— Как пожелаешь.
Вернулся стольник и расставил на столе блюда. Как оказалось, Сиргарита заказала диковинные заморские плоды и большой кубок вина.
— Значит, не интересует тебя юная девственница? — Хозяйка улыбнулась. — Ну что ж, могу предложить другую — страстную, умелую. И, к слову сказать, бесплатно. Понимаешь, о ком я?
Она протянула руку к его лицу, собрала пальцем брызги эля с бороды, затем медленно погрузила палец себе в рот, прикрыв глаза и издав тихое мурлыканье.
— Отчего же ты, умеющая извлекать монету отовсюду, предлагаешь мне это бесплатно? — Нэйрос усмехнулся и покачал головой.
Она вынула палец изо рта, взяла кубок и отпила вина.
— Просто, милый Джон, мне так нравится чувствовать тебя во мне и глядеть при этом в бездну твоих звериных глаз, что я готова все свои монеты рассыпать по мостовой, лишь бы ощущать это целую вечность. Помнишь, сколько раз оплаченное время кончалось, а мы все не могли оторваться друг от друга?