— Я бы хотела иметь от тебя детей. Ману родился, хоть я и предохранялась. А с тобой у нас ничего не получилось, хоть я и не предохранялась. Надо было попробовать экстракорпоральное оплодотворение.
— Ты и я в одной пробирке?
— Думаешь, врач перемешает нас в пробирке, как бармен коктейль в шейкере? Он осторожно уложит твой сперматозоид и мою яйцеклетку на стеклышко, и они займутся тем, чем обычно занимаются в постели, когда любят друг друга.
Я порадовался за уложенные на стеклышко клетки. Картинка получилась симпатичная.
— Теперь уже поздно.
— Мне очень жаль, Бригита. Я только что рассказывал тебе о Шулере, он бы до сих пор был жив, если бы не моя проклятая медлительность. Я все время опаздываю. И дело вовсе не в старости. На следующее же утро после нашей первой ночи мне надо было спросить, согласна ли ты выйти за меня замуж.
Я вытянул руку. Немного поколебавшись, Бригита приподняла голову, и я просунул под нее свою руку.
— Это и сейчас не поздно.
— Ты согласна?
— Да.
Она прижалась ко мне, уткнувшись в мое плечо.
— Но сперва я доведу до конца это дело. Оно у меня последнее.
3
Идти на дело
На этот раз я объехал Берлин стороной. Я отправился на машине, около Веймара свернул с автобана и дальше колесил по проселочным дорогам. Не доезжая Котбуса есть заложенный князем Пюклером парк с пирамидами — одна для князя и его жены, одна для его любимой лошади и еще одна для его любимой собаки. Его египетской любовнице пришлось довольствоваться могилой на кладбище. Она была молода, красива, темнокожа, и ее нежные восточные бронхи не выдержали лужицкого климата. Оно и понятно! Я и сам в прошлый раз не выдержал этого климата. Утром я позвонил домой Вере Сободе, и она пригласила меня на ужин. Картошка с творогом и местное пиво «Лаузитцер Урквелль» с сильным привкусом хмеля и мягким послевкусием.
— Что привело вас в Котбус?
— Сорбский банк. Вы не знаете, как мне добраться до данных, о которых вы рассказывали?
— Я там больше не работаю. Меня уволили. — Она рассмеялась. — Не надо так удивляться. Знаете, я ведь не была настоящим директором. Я взялась за это дело только потому, что кому-то нужно было это делать, а на должность директора никого не поставили. Две недели назад директором стал придурок, который ничего не смыслит в банковском деле. На третий день мы с ним сцепились, и он вышвырнул меня вон. Все произошло очень быстро.
Он подошел к моему столу и заявил: «Фрау Собода, вы уволены. Даю вам полчаса, чтобы освободить письменный стол от ваших личных вещей. Затем вам следует покинуть объект». Стоял рядом и смотрел, как будто я собираюсь украсть дырокол, скрепки или ручку. А потом подвел меня к двери и сказал: «Зарплату будете получать еще семь месяцев. По-моему, неплохо».
— Вы были у адвоката?
— Он только покачал головой и ничего не пообещал. Он предположил, что я слишком откровенно высказала свое мнение новому шефу. Так что пришлось сдаться без боя. Не привыкли мы таскаться по судам. Если проиграю, как оплатить расходы?
— И что теперь?
— Дела здесь непочатый край. Проблема состоит в следующем: то, что нам нужно, денег не приносит, а то, что приносит деньги, нужно нам гораздо меньше. Но как-нибудь все наладится. Господь Бог не оставит в беде честную коммунистку, как, бывало, говаривала моя начальница, которая меня обучала.
Я поверил, что она справится. Вера Собода снова была похожа на трактористку, с которой можно идти на дело — воровать железных коней. Она задумалась.
— Какие данные вам нужны?
— Мне бы хотелось знать, продолжают ли они отмывать деньги.
— Вы же мне писали…
— Знаю. Но не уверен, что это правда. У меня такое чувство, что…
— Вы разбираетесь в компьютере?
— Нет.
Она встала, подбоченилась и посмотрела на меня сверху вниз:
— Прикажете мне под покровом ночи лезть с вами в банк, включать компьютер и искать данные, потому что у вас такое чувство? И ради вашего чувства я должна рисковать головой? Вы считаете, что меня возьмут в какой-нибудь банк хотя бы уборщицей, после того как поймают в Сорбском? Что вы себе воображаете!
Она стояла передо мной и отчитывала так, как никто не отчитывал после смерти мамы. Если бы я встал, я оказался бы выше ее на целую голову и чары бы развеялись. Поэтому я остался сидеть и восхищенно любовался ею, пока ей не надоело. Она села и засмеялась.
— Разве я хоть словом обмолвился о том, чтобы вам «лезть в банк под покровом ночи»?
— Нет, — хихикнула она, — я сама! Я сама об этом заговорила и с удовольствием влезла бы и раскурочила бы все их программы и все файлы. Но нельзя. Даже если вместе с вами, ни словом не обмолвившимся, но подумавшим о том, чтобы туда залезть.
— А если без вас? Я бы мог без вас влезть в банк, включить компьютер и поискать данные?
— Разве не вы только что мне сказали, что ничего не смыслите в компьютерах?
— Не могли бы вы описать мне все, что вы тогда сделали? Шаг за шагом? Я…
— За один день стать хакером? Забудьте!
— Я…
— Уже почти одиннадцать, а сорбы рано ложатся спать. Выпьем еще по пивку, а потом я постелю вам на диване.
4
В кладовке
— Рассуждая сугубо гипотетически, существует ли в принципе возможность забраться в Сорбский кооперативный под покровом ночи?
Об этом я спросил ее за завтраком, и она ответила так быстро, что сразу стало понятно: она сама думала об этом ночью.
— Лучше было бы не делать этого под покровом ночи. В конце рабочего дня следовало бы открыть отмычкой кухонную дверь и сидеть там в кладовке, пока все не уйдут. Тогда банк остался бы в полном твоем распоряжении. Трудность не в том, как залезть, а в том, как потом выбраться. Вообще-то, лучше всего снова спрятаться к семи часам утра, когда приходят уборщицы, и подождать, пока банк откроется и можно будет смешаться с клиентами. Но кладовка для этого не годится, там хранятся швабры и ведра; в туалете, в копировальной, за перегородками и под столами уборщицы моют, а в помещения, где клиенты абонируют ячейки, и в зал с сейфом попасть невозможно.
— А как в банк попадают уборщицы?
— У них есть ключ от черного хода.
— А нельзя ли, когда они откроют, проскочить мимо них?
Она задумалась. На завтрак были яйца с жареным салом и картошкой, бутерброды с джемом и кофе. Она ела так, будто голодала несколько лет и теперь решила питаться про запас. Когда я капитулировал, отказавшись съесть второе яйцо, она опустошила и мою тарелку.
— Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу! Уборщицы перепугаются и вызовут полицию… Ну и что? — заметила он и куском хлеба собрала с тарелок остатки.