Обман Зельба - читать онлайн книгу. Автор: Бернхард Шлинк cтр.№ 59

Филиппа в палате не оказалось.

— Он в саду, — сказала медсестра и подошла вместе со мной к окну.

Филипп в махровом халате медленно ходил вокруг пруда, при каждом шаге ставя ногу на землю с такой осторожностью, как будто шел по льду. Я несколько минут смотрел на него. Так ходят старики, и хотя Филипп скоро опять будет ходить как прежде, в один прекрасный день такой способ передвижения станет для него нормой. В один прекрасный день такой способ передвижения станет нормой и для меня.

— Это уже третий круг. Спасибо, спасибо, твоя рука мне не нужна. И палку я тоже не беру, хоть они мне подсовывают.

Я шел рядом с ним, преодолевая соблазн ставить ноги с такой же осторожностью, как он.

— Сколько они тебя еще продержат здесь?

— Несколько дней, может, неделю — от этих врачей же не добьешься правды. Я им говорю, что мне-то они могут сказать, что и как, а они смеются. Надо было самому себя оперировать, тогда бы я точно знал, когда меня выпишут.

Я задумался, возможно ли такое.

— Надоело мне тут, — жаловался он, размахивая руками.

Ему отравляли жизнь молоденькие, хорошенькие медсестры.

— С ума можно сойти — они всегда мне нравились, ласковые и стервозные, подсушенные и пухленькие. Я не из тех мужчин, которым подавай пышную грудь и белокурые волосы. Раньше было так: если она молода, если у нее еще этот пустой взгляд, по которому не поймешь, то ли она тебя видит насквозь, то ли ни черта не соображает; если она пахнет, как может пахнуть только молоденькая женщина, — всё, я был готов. А теперь… — он покачал головой, — какая бы милая она ни была и как бы ни строила мне глазки, я вижу в ней уже не молодую девушку, а старуху, которой она рано или поздно станет.

Я не понял его:

— Своего рода рентгеновский взгляд?

— Называй это как хочешь. Вот сегодня утром, например, сестра Сента — милейшее личико, нежная кожа, острый подбородок, маленькая грудь и широкие бедра… Держит строгий вид, а сама хохотушка — раньше бы я мгновенно завелся. А сейчас я смотрю на нее и вижу, как через пару лет от этой напускной строгости у нее вокруг рта прорежутся горестные складки, а на щеках проступят прожилки лопнувших кровеносных сосудов, а жир с бедер поднимется, как тесто, до талии… Кстати, ты не обращал внимания, что у всех женщин с острым подбородком широкие бедра?

Я попытался воспроизвести в памяти подбородки и бедра женщин, которых знаю.

— Или Верена, ночная сестра… Породистая бабенка, но то, что сейчас выглядит аппетитной развратницей, скоро станет просто теткой. Раньше мне было плевать, а сейчас заметил, и всё — топка погасла…

— А что ты имеешь против теток? Я думал, ты в каждой юбке видишь Елену.

— Так оно и было, и меня это вполне устраивало, и я хотел бы, чтобы все осталось по-старому… — Он печально вздохнул. — Но не получается. Сейчас я в каждой юбке вижу только Ксантиппу.

— Может, это просто оттого, что ты болен? Ты ведь, кажется, еще никогда не болел?

Он уже рассматривал эту версию и отбросил ее как ошибочную.

— Я давно мечтал полежать в больнице, чтобы со мной нянчились молоденькие сестрички.

Мне так и не удалось рассеять мрак в его душе. На обратном пути в палату он уже не отказывался от моей помощи. Сестра Ева помогла ему улечься на кровать. Она была не просто Евой, она вполне соответствовала своему имени, но он даже не удостоил ее взглядом. Когда я собрался уходить, он удержал меня за рукав:

— Может, это расплата за то, что я любил женщин?

Я ушел. Но ушел слишком поздно: он заразил меня своим унынием. Вот, пожалуйста, думал я, человек сделал женщин смыслом всей своей жизни — не мимолетные блага, такие как слава и почести, не поверхностные ценности, такие как деньги и имущество, не обманчивую ученость и не суетную власть. Но это ему не помогло, духовный и жизненный кризис все равно наступает, как и у всех остальных. Мне даже не пришло в голову никакого преступления, которым Филипп мог бы оправдать свой самообман.

Я позвонил фрау Бюхлер.

— Я знаю, кто убийца. Но мне неизвестен мотив, у меня нет доказательств. Может быть, господин Вендт знает больше, чем ему кажется, — мне сейчас действительно нужно поговорить с ним.

— Позвоните еще раз через пару часов. Я попробую вам помочь.

Я отправился в Луизен-парк кормить уток. В три часа я снова набрал номер фрау Бюхлер.

— Будьте завтра утром у себя в конторе. Я еще точно не знаю, в какое время он к вам заглянет, но он обещал зайти к вам. — Она помедлила немного. — Господин Вендт — человек, привыкший властвовать, и часто бывает резок и груб. В то же время он очень чувствительный человек. Если вы собираетесь сообщить ему что-то неприятное и болезненное о Рольфе и его смерти, постарайтесь это сделать как можно осторожнее. И не суйте ему в руки счет, отправьте его мне по почте.

— Фрау Бюхлер, я…

Она положила трубку.

В десять часов я был у себя в конторе. Я полил пальму, вытряхнул пепельницы, вытер пыль на письменном столе и на шкафу и аккуратно разложил ручки и карандаши.

Раздался звонок. Шофер Вендта сообщил мне из машины по радиотелефону, что господин Вендт будет у меня через полчаса.

Он приехал на «мерседесе». Шофер открыл ему дверцу. Прежде чем выйти из машины, Вендт окинул взглядом дом и контору, дымчатые стекла с зеркальными вставками на двери и в витринах бывшей табачной лавки и надпись: «Герхард Зельб. Частный детектив». Он медленно вылез из машины и остановился, неуверенно, словно прислушиваясь к себе, словно стараясь найти равновесие для своего тяжелого тела. Слон, который, на секунду застыв на месте, тяжело покачивает головой и хоботом и о котором не знаешь, то ли он разучился пользоваться своей мощью, то ли, наоборот, в следующую секунду ринется вперед, сметая все на своем пути. Наконец он тяжелыми шагами двинулся ко входу. Я открыл дверь.

— Господин Зельб? — спросил он низким, рокочущим голосом.

Я поздоровался с ним. Несмотря на летнее тепло, ему было холодно, и он не стал снимать пальто.

Как только мы сели за стол, друг против друга, он сразу же приступил к делу:

— Кто его убил?

— Вы вряд ли его знаете. Когда-то они были друзьями, потом много лет ничего не слышали друг о друге, а недавно их дороги опять пересеклись, и между ними возник конфликт. Я еще не знаю, оказал ли он давление на вашего сына, или, наоборот, ваш сын оказал на него давление, что он хотел от вашего сына или что хотел от него ваш сын. Вы общались с сыном в последние дни или недели перед его смертью?

— А вы как думали! Мы с ним отец и сын! Он выучился, получил диплом, стал доктором — иногда моего ума не хватает, чтобы понять, что он говорит или делает. А он ничего не смыслит в моих делах. Но он всегда меня уважал. Всегда! — Старик стукнул по столу кулаком. Лицо его при этом было неподвижно. Из-за мощных височных костей, скул и подбородка оно казалось угловатым, несмотря на тучность; взгляд из-под нависшего широкого лба и густых бровей был тверд, веки не моргали, глаза не бегали — шевелились только губы, из которых исходил этот низкий рокот.