Не довольствуясь выступлениями в одном только Лондоне, Кроули повёз свою труппу в Москву на шестинедельные летние гастроли в варьете под открытым небом, расположенном в огромном парке развлечений под названием «Аквариум». Труппа показала себя более неорганизованной и растрёпанной, чем сценические одежды её же членов. Лейла, по словам Кроули, выступала более или менее приемлемо, об остальных же он писал, что «среди них были алкоголички, четыре нимфоманки, две стыдливые истерички, и все они были неискоренимо убеждены, что за пределами Англии каждый встречный — это грабитель, насильник и убийца. У всех членов труппы были револьверы, которыми они не умели пользоваться, но были готовы стрелять в первого же, кто с ними заговорит». Из Варшавы в Москву они ехали в третьем классе поезда, который шёл со всеми остановками. Их устланное соломой купе кишело клопами. По приезде в Москву Кроули оставил труппу репетировать, а сам тем временем вступил в период напряжённой духовной деятельности: иными словами, он встретил новую женщину.
Энни Ринглер (возможно, это было её ненастоящее имя) была молодой венгеркой:
высокая, натянутая как струна, худощавая, как голодная самка леопарда, с дикими, ненасытными глазами и длинной прямой линией рта с тонкими губами. Этот рот был похож на алую рану, которая, казалось, болела от острой тоски по таким удовольствиям, которых не в силах доставить этот мир. Нас влекло друг к другу с непреодолимой силой. Мы не могли общаться на человеческом языке. Я практически полностью забыл русский; а её немецкий ограничивался несколькими ломаными фразами. Но у нас не было нужды в разговорах. Любовь между нами была неописуемо сильной. Она до сих пор воспламеняет сокровенные глубины моей души. Эта женщина перешла тот рубеж, где удовольствие ещё имело для неё какое-то значение. Она могла чувствовать только через боль, и, чтобы сделать её счастливой, я должен был совершать над ней по её указаниям физически жестокие вещи. Такой тип взаимоотношений был для меня абсолютно нов, и, возможно, эти отношения были столь интенсивными потому, что они протекали в атмосфере, где царила самоистязающая душа России, вдохновлявшая меня на творчество в течение шести последующих недель.
Другими словами, эта женщина была как будто создана для Кроули. Он был жесток с ней, и она, по-видимому, с готовностью разделяла его садомазохизм.
После того как отношения с ней пробудили его музу, он написал ряд стихотворений, эссе и рассказов, в том числе стихотворный цикл «Ярмарочные забавы», который отчасти представлял собой стихотворный дневник его путешествия с женской труппой и где был использован материал, почерпнутый из поездки Кроули на знаменитую ярмарку в Нижний Новгород, что находится в 250 милях к востоку от Москвы. К тому же времени относится стихотворение «Морфий» и мистерия «Корабль» с большим количеством масонской символики. Хор из этой мистерии Кроули включил в ритуалы ОТО. Кроме того, он сочинил тогда одно из самых известных своих стихотворений, «Гимн Пану», которое потом всю оставшуюся жизнь будет использовать во время магических церемоний. (В конце года его творчеству был посвящен раздел в сборнике «Кембриджские поэты 1900–1913», однако выбранные для сборника произведения не давали никакого представления о его поэзии.)
Кроули писал в автобиографии, что, будучи в Москве, он часто бывал в «Эрмитаже», где и написал многие из своих произведений этого периода: нет сомнений, что его жилище было для этого слишком прозаичным и не поощряло к творчеству. Некоторые из биографов Кроули обращали на это внимание как на доказательство того, какой неточной и «собирательной» была память Кроули, указывая на то, что Эрмитаж находится в Санкт-Петербурге. Конечно, дворец Эрмитаж находится именно там, но «Эрмитаж», о котором говорит Кроули, представляет собой роскошный сад, место встречи молодых москвичей, где они кутили и устраивали обильные обеды в изысканной и пышной обстановке под музыку, исполняемую известным еврейским скрипачом по имени Крыш.
После судебного разбирательства с The Looking Glass ряды членов А.˙.А.˙. поредели, но в конце 1913 года они снова пополнились. Среди вновь пришедших были Нина Хэмнетт, видный общественный деятель Гвендолин Оттер, предсказатель будущего граф Л ьюисХэмон, известный под сценическим псевдонимом Хейро. Несмотря на этих новообращённых, доходы Кроули были катастрофически малы, и он вновь принялся устраивать магические церемонии для публики, которая платила за вход. В своей призрачно-вампирической книге «Комнаты тайны» Эллиот О'Доннел описал собственное посещение одного из таких представлений, проходившего в Авеню-Сту-дио на Фулхем-роуд в Южном Кенсингтоне, где Кроули снимал помещение. Пройдя через прихожую, зрители сели на стулья, поставленные в форме полукруга перед рядом статуй. В центре комнаты стояли деревянный алтарь и три ёмкости, о которых О'Доннел сообщает, что они были похожи на старинные сундуки или викторианские ванны. Представление начиналось с того, что Кроули читал отрывки из какой-то книги, после чего играла траурная музыка. Затем из одного из сундуков появлялась женщина (часто это была Лейла Уаддел), одетая в тонкую зелёную мантию и играющая на арфе. Ещё две женщины появлялись из двух других сундуков и точно так же играли на арфах. Потом свет приглушался и Кроули уходил за занавеску, чтобы, явившись вновь, вызвать множество разных богов, взывая к ним очень высоким голосом. Это заканчивалось заявлением Кроули о том, что он собирается рассечь себе грудь. Среди публики прокатывался трусливый шёпот, и что-то серебряное мерцало в темноте. Потом Кроули объявлял: «А теперь я окуну в свою кровь раскалённую печать». Он проносил что-то через пламя свечи, затем прикладывал это к своей груди и обходил вокруг комнаты, обращаясь к статуям и сверкая в воздухе своим кинжалом. Огни гасли, и представление заканчивалось. Кроули обещал показать и другие церемонии, но все они представляли собой вариации обряда посвящения: это представление должно было служить приглашением или приманкой для привлечения новых членов. После окончания представления Кроули беседовал с потенциальными новообращёнными в задней комнате.
Известность Кроули росла, и вскоре о нём начали рассказывать небылицы. Говорили, что у него есть тибетский храмовый колокол, в который он время от времени звонит; что во время его церемоний по алтарю скользит золотая змея; что лица у помогающих ему женщин — белые, как свечной воск, и что по окончании церемоний устраиваются оргии. Американский поэт и журналист Хэрри Кэмп, который без билета пробрался на «Океаник», чтобы достичь берегов Англии, где он был радушно встречен литературным миром и где его взял под своё покровительство выходец из Америки, социалист и миллионер Гейлорд Уилшир, послал в нью-йоркский World Magazine отчёт о посещении одной из церемоний. Вот отрывок из его статьи:
Я оказался в большой студии с высокими потолками, воздух в которой имел глубокий синий оттенок благодаря дыму курящихся благовоний со специфическим запахом. В первой комнате стояли ряды книг в чёрных переплётах, помеченных на корешках серебряным тиснением в виде странных крестов неправильной формы. Вторая комната была обставлена диванами и буквально устлана множеством подушек, разбросанных повсюду. В третьей и самой большой комнате был сооружён высокий балдахин, под сенью которого сидел Верховный жрец во время проведения чёрной мессы. Прямо перед ним на полу, устланном цветной мозаикой и покрытом таинственными знаками, стоял алтарь, представлявший собой чёрный пьедестал с золотым кольцом, закреплённым на его вершине. Поперёк кольца лежала золотая змея, как будто застывшая в одном из своих изгибов. Я слышал, как кто-то за занавеской играл странную, похожую на китайскую мелодию на каком-то струнном инструменте.