Пасадена - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Эберсхоф cтр.№ 112

Но Блэквуд не желал продолжать разговор на эту тему и спросил:

— А что случилось с Эдмундом, ее братом?

— Умер, как вам известно. Еще одна ужасная ошибка… Все мы их совершаем, мистер Блэквуд, правда? Эдмунд подумал, что Линда отдалась Брудеру, но он ошибался. Бедняга… Знаете, я думаю, что у него с самого рождения неудачно легли карты.

Миссис Ней прибыла на встречу, одетая в белое теннисное платье с вышитыми по подолу апельсинами и лимонами.

— Эсперанса держит небольшой магазин в Фэр-Оуксе, дамы Пасадены просто без ума от ее швейных талантов, — пояснила она.

Миссис Ней вела Блэквуда к теннисному корту, за которым верных лет двадцать никто не следил. После землетрясения в Лонг-Бич задняя линия корта раскололась надвое; в трещинах бетона росли дикие золотые маки и сладкий фенхель с листьями, похожими на перья. Блэквуд и Черри были нужны друг другу; они поняли это каждый в отдельности, и поэтому им было удобно друг с другом.

Миссис Ней попросила Блэквуда присесть на сломанную скамью сбоку от корта. Было ясно, что она намеревается продолжать свой рассказ: лицо ее посерьезнело, как перед ответственным выступлением. И действительно, Черри ощущала потребность в этом: в свое время она не довела до конца свою роль; не думая ни о ком, кроме самой себя, она гонялась за разными историями, а теперь, для очистки совести, очень хотела разложить все по полочкам. Джордж как-то написал ей: «Моя милая и дорогая Черри! Никто не гордится абсолютно всем, что было в прошлой жизни. Но никогда не поздно внести изменения. Никогда не поздно хотя бы попробовать что-нибудь исправить — даже для тех, кого уже нет».

Черри сказала:

— После смерти Эдмунда его арестовали. Был суд.

— Арестовали? Кого?

— Мистера Брудера. Он, по-моему, не очень-то сотрудничал с судом. Он к тому времени очерствел, начал становиться таким, каким вы его знаете.

— Мистера Брудера обвинили в убийстве?

— То был печальный день. Но мне, наверное, не стоит больше об этом рассказывать, мистер Блэквуд. Что было — то прошло; вот так вот.

— Нет, миссис Ней, теперь уже не останавливайтесь.

Она выдернула нитку, вылезшую из вышитого апельсина, и заговорила:

— Я вам рассказываю это, мистер Блэквуд, потому, что вы, похоже, хотите знать. Вы, кажется, согласны, что история этого ранчо восходит к ней.

— И к нему.

— Да, и к мистеру Брудеру… — вздохнула она. — Я была репортером и писала о том суде. Он продолжался всего лишь дня два. Доказательств было слишком мало. И свидетелей всего двое — он и она. Больше некого было вызывать. Она первой дала показания, а потом присяжные так и не услышали ничего из того, что имел сказать Брудер.

— Вы говорите о Линде Стемп?

— Да, только тогда она уже стала миссис Пур, вот-вот должна была родить и ходила с огромным животом. Ей нелегко было давать показания против мистера Брудера. Но она сделала это ради памяти своего брата. Можете представить себе, какая шла в ней борьба, как ей было непросто решить, что сказать и как поступить.

Был конец лета, рассказывала миссис Ней, и суд проходил в Ошен-сайде. В зале суда было немноголюдно — судья с похожей на немецкую фамилией (Динкльман — выудила из памяти Черри), в лице которого было что-то поросячье, обвинитель, мистер Айвори, очень аккуратный и ухоженный; он все время возвышал голос, как будто зал суда был огромным и его слушали даже в самых последних рядах. Но это было не так: дело слушалось в маленьком зальчике с полом, покрытым кафельной плиткой, и несколькими рядами потертых от времени коричневых дубовых скамей. Присяжными были десять мужчин и две женщины, обе красились какой-то особой помадой. Репортеров было только двое — она сама и молодой коллега из «Пчелы»; иногда единственным звуком в зале суда был шум работавшего вентилятора.

Линди Пур вызвали давать показания, и она неуклюже встала за стойку. Она сказала суду, что ждет первенца в начале осени, но ребенок, девочка, появился на свет уже к концу недели — весом почти девять фунтов, громогласный и совершенно здоровый. Последнюю треть беременности Линди провела в постели, дочь пинала ее что было сил, и жаркими августовскими вечерами казалось, что еще не родившаяся девочка играет в бокс со своей матерью; крошечные кулачки лупили по матке так, что растянутый живот Линды то поднимался, то опускался.

— Вы сможете говорить, миссис Пур? — спросил судья Динкльман.

Она явилась одна; ее муж был рад, что суд проходит далеко от Пасадены, и, хотя про новоиспеченную миссис Пур ходили нелестные слухи, история эта так и осталась неясной. Всех волновал только один вопрос: что же случилось той ночью и как умер Эдмунд? Поговаривали, что со стороны Брудера это была самооборона, но это был смехотворный довод — стоило только сравнить комплекцию двух мужчин. Тогда несчастный случай?

— Миссис Пур, мы надеемся, что вы расскажете нам о том, что видели, — чуть настойчивее повторил судья Динкльман.

Понятно, что Брудер тоже был в зале суда; он сидел под охраной судебного пристава, облаченного в форму цвета песка. В первый день заседания присяжные выслушали версию событий, изложенную мистером Айвори, и его краткую вступительную речь, в которой он сказал, что очень надеется на убедительные и точные показания миссис Пур. Тогда Линди еще не знала, что ее слова решат участь Брудера, но, сидя в зале суда, четко понимала, что от нее требуется. Она не видела Брудера с похорон Эдмунда, и вот теперь он был здесь — сидел совершенно прямо и ждал, что она скажет. Он не сводил с нее глаз, и, чтобы не разрыдаться, ей потребовалось огромное усилие воли. Ей было нехорошо, она кляла еще не родившегося ребенка за свою усталость, озноб и дурноту, но и боялась его пока еще не видного гнева. Ей было трудно сосредоточиться, но она говорила себе, что постарается, и не сводила глаз с заплетенного кроваво-красными бугенвиллеями окна над дверью. Она внимательно разглядывала кораллово-розовую помаду одной из присяжных, галстук-бабочку на шее у мистера Айвори. Его трость с серебряным набалдашником была зацеплена за ручку кресла, а сам он казался слишком уж элегантным для такого рода работы.

— Представьтесь, — сказал он.

— Линди Пур.

— Ваша девичья фамилия?

— Линда Стемп.

— Кто такая Зиглинда Штумпф?

— Так меня звали в детстве.

— А теперь вы жена капитана Уиллиса Пура?

Они с Уиллисом поженились на скромной церемонии, устроенной на зеленой лужайке. К груди она приколола снежно-белую камелию, а вуаль была такая густая, что она почти ничего перед собой не видела; лицо мужа как будто скрывал белый дым. Само собой, на свадьбе была и Лолли — в скромном саржевом костюме и шляпке с черной сеточкой, скрывавшей ее заплаканные глаза. К ногам она прижимала Паломара, как будто это был не ребенок, а живая игрушка, и тогда никто еще не знал, что с того самого дня она уже никогда, до самого конца жизни, не выпустит его из своих цепких рук. Были еще некоторые «стопроцентные», а также члены охотничьего клуба «Долина», прикрывавшиеся от солнца своими «Книгами общей молитвы». Роза помогла Линде одеться; она спросила трепетавшую невесту о сыпи на бедрах и получила ответ, что это так, ничего страшного; а Роза, на глазах у которой шанкр свел в могилу мать, ответила: «Ничего так ничего». Но Линда еще раз повторила, чтобы Роза за нее не волновалась, а к тому времени, когда она вошла в спальню, сняв вуаль, она стала миссис Уиллис Пур, хозяйкой Розы, и ясно дала понять, что горничной не пристало расспрашивать о том, что ее не касается.