– Чтобы твари сюда не приходили? – переспросила его Коломиец, уже поднявшись, чтобы отправиться в душ.
– Там имеются не только те, кого вы называете тварями. Там есть что-то еще, – неожиданно ответил ей своим грубым голосом Чолган.
– Импульсная пушка, о которой вы говорите, которая должна, – Валя улыбнулась, – подогревать зону входа, пока в разработке. Такая идея есть, но сегодня мы этот эксперимент не предусматриваем.
Ромке осталось до Центра уже менее километра. Он даже подумал выйти на дорогу, ведущую к Центру, и по ровной поверхности дойти без труда до проходной. Но потом решил, что крюк получится слишком широким, и пошел по неровностям степи, но коротким путем.
Многие уже направлялись к выходу из конференц-зала. Ромка видел это очень хорошо в своих чудо-очках, как вдруг случилось нечто неожиданное. Костомаров, командир первого экипажа, твердо произнес:
– Наш экипаж решил, мы больше туда не пойдем. Я лучше в антигравиторах останусь. Кстати, и кое-кто из других экипажей шепнул мне об этом.
Пауза висела едва ли не полминуты, очень долго для таких ситуаций. Кто-то, даже непонятно, кто именно, тут же уселся на ближайшее кресло, будто бы инструктаж мог теперь затянуться.
– Что это, – спросил генерал, – недовольство или настоящий бунт?
– Да как хотите, генерал, – легко отозвался Костомаров, кажется, он даже улыбался. – Вопрос не в том, что здесь, а что – там… А там – ужас. Ребята, там… такое, что невозможно выдержать, сколько ни привыкай.
– Всем экипажам напоминаю, что нужно спешить, как образно выразилась Веселкина, ловить ветер.
– Это не я, а Панвальд высказалась, – быстро поправила генерала Валя.
– Начальство смотрит на нас как на некий сложный пробник, щуп, как на механический зонд, – снова подал голос Костомаров. – А ведь это все… смертоносно. Может обернуться гибелью не только для нас, вообще для всех, для всех живущих, даже тех, кого мы и не знаем, кто обитает на другой стороне Земли. А то обернется чем-нибудь и похуже гибели.
– Это бесполезно в практическом смысле, – добавил Ян Врубель. – Дальше того рубежа, куда мы дошли, нас не пустят. А там, где мы оказались, куда мы дошли, ничего нет. Ничего.
– Погодите, – замахал руками Паша Пресняков, обращаясь уже только к своим, так сказать, к иномерникам, а вовсе не к начальству. – Вересаев говорил, что мы еще не исследовали возможности, как это… – Он оглянулся на Веселкину. – В общем, говорил, что у нас остается неградуированной еще мера моральности. Вот если мы с ней разберемся, тогда сможем…
– Он говорил, что моральность не то чтобы не градуирована, но просто не выведена в необходимую для измерений шкалу. Представления о морали есть, а вот качественного и количественного определения ее нет. – Генриетта, похоже, получала от внезапно возникшей сумятицы истинное удовольствие. – У него есть гипотеза, что лишь с хорошей моральной обученностью кто-то из нас сможет пройти в голубизну.
– И как ты это себе представляешь? – спросил ее кто-то.
– Не знаю.
– Он каплевидных имел в виду.
– А где он, как его спросить?
– Обращайся к экрану, он по мобиле за нами подглядывает.
– Мораль, – покачал головой генерал, разом преодолевая своим голосом все разговоры. – Тест создать легко, как я понимаю эту проблемку… Уже имеются такие системы, я читал в журналах, что в некоторых тюрьмах, перед тем как на досрочно-условное оформлять, уголовничков на таких тестах вполне серьезно качают. – Все смотрели на него. Он поднял глаза к потолку, вспоминая. – Но для нас это глупо выглядит. Во-первых, мораль в тех расследованиях, – он так именно и выразился, – оценивается по уровню агрессии. Но когда на тебя лезет синяя тварь, конечно же, следует нажать на гашетку. А вот чтобы она у вас оказалась под пальцем – уже наша забота. Получается, во-вторых, что мы вас вооружили сейчас получше, чем в прежние времена был вооружен батальон тяжелой пехоты. Каждая машина, каждый из вас и вы все вместе взятые, – настоящая крепость, как мы надеемся, для тварей непреодолимая.
– Да, психологическая отчужденность позволит стрелять, – признал кто-то. – Но мораль – не просто агрессивность… Хотя агрессия – один из ее параметров.
– Сделаем просто, – продолжал генерал, не обращая внимания уже ни на кого, даже на барона фон Мюффлинга, который, кажется, и поделился предыдущим, глубокомысленным мнением. – По самой лучшей тактике пилотов-истребителей, как в старину бывало. Есть тот, кто должен пройти дальше, и тот, кто его защищает.
– Генерал, у нас в параскафах психосвязь, мы предрасположены действовать как один муравейник, – мягко выговорила Мира Колбри. – Это не сложнее вашего тактического предложения. Вот если бы выбрать экипаж с самой сильной сопротивляемостью к любой пси-атаке… – не очень определенно предложила она.
– Это значит – перетасовывать экипажи? – нахмурилась Веселкина, она поняла Миру раньше, чем та закончила фразу. – Этого делать нельзя, они только-только сработались.
– Пусть кто-то будет общим танком и пробивается вперед со всей дури, – высказался Костомаров. – А к голубому горизонту пусть идут легкие машины. И вот пока этого нет, я по-прежнему не хочу…
– Штука в том, чтобы не действовать через силу, а нужно… – перебила его Генриетта, но и ей закончить не дали.
– Мораль программно не освоена, – сказала Мира. – Нет у нас еще таких ментоскопов, чтобы слабые качества иномерников, ну… подтягивать. К тому же имеются сугубо национальные специфические реакции. Попытка переставить наши американские модели на русскую почву заранее обречена на провал либо на очень долгую и муторную локализацию.
Теперь уже говорили чуть не все, выбирая в собеседники того, кто оказывался поблизости, кто просто соглашался слушать.
– А сколько вам требуется времени, чтобы этот механизм выстроить?
– Не знаю, может, пара месяцев, а может – год или больше.
– Мы сейчас лидеры в этих исследованиях. Если мы зажмемся на год неизвестно для чего, для морали какой-то, которую, вообще-то, в качестве догадки один Вересаев предложил… Нас попросту обойдут, мы утратим приоритет.
– Как во времена космической гонки между странами?
– Это же когда было, полтора века тому, даже больше.
Ромка и сам не заметил, наблюдая за всем происходящим, как миновал проходную, посты и всякие двери-коридоры-проходы-лестницы… Получилось, что он выскочил зачем-то на общий этаж, потом чуть не свернул, как сомнамбула, в общую столовую, затем все же сориентировался, хотя двигался не думая, как-то незаметно для себя. Его связь ни разу не прервалась, кто-то на пульте охранников очень толково работал, видно было, что оператору там очень нравится играть этими непростыми прибамбасами. Он вошел в зал, откуда еще никто так и не ушел, и остановился в дверях. Стянул очки. Общее толковище уже немного подутихло, должно быть, потому, что генерал произнес с силой, редкой даже для него: