— Мм, и да и нет. У нас уже были такие штуки, но без коммерческого распространения. Я видел, как они действуют. Более того, я считаю, что смог бы спроектировать такое, если бы мне пришлось.
Она удивленно подняла брови.
— Правда? Я и не подозревала, что в ваше время технические достижения зашли так далеко.
— Наша культура довольно много внимания уделяла технике, но, к сожалению, большая часть этой техники не применялась. Люди не могли себе позволить платить за то, что способны были создавать инженеры, особенно если речь идет о такой роскоши, как автоматические двери, телевидение и все прочее.
— Телевидение не роскошь. Это необходимость. Как еще держать связь? Лично я была бы без него просто беспомощна.
— Да, я верю, что ты именно так думаешь. В мое время люди что-то подобное начали говорить о телефоне. Но факт все же имеет место быть. Мы знали, как создать довольно качественное телевидение, но не сделали этого, поскольку не было рынка. Люди не могли себе этого позволить.
— Не понимаю, почему нет.
— Не знаю, как тебе объяснить. Наверное, я тоже не понимаю, почему нет, разве что подсознательно. Но у нас действительно было много неиспользуемых или мало используемых знаний в механике и технике. Применение любого скачка в технике или искусстве ограничивалось отсутствием людей, способных заплатить за такое применение и желающих это сделать. Я пару лет прослужил на одном из больших авианосцев. Там были пацаны — добровольно поступившие на службу, — которые работали с совершенно удивительными техническими устройствами, механическими мозгами, способными решать наиболее сложные баллистические задачи, задачи алгебры с десятками переменных, задачи, на которые у опытных математиков уходят целые дни. А машина решала их за долю секунды и применяла решение. Так вот, более половины этих ребят выросли в домах, в которых не было ванн и центрального отопления.
— Какой ужас! Каким же непостижимым образом они оставались чистыми и здоровыми, находясь в таких домах?
— Никаким. Не думаю, что смогу описать условия жизни множества людей так, чтобы ты могла себе представить такую жизнь. Мой сокурсник по флотской академии вступил во флот, потому что устал ходить за мулом и пахать. И вот он протопал пятнадцать миль до города босиком и заснул на крыльце почтового отделения. Когда утром появился почтмейстер, этот парень записался на службу. Его выбрали для учебы в академии флота, и он стал одним из самых выдающихся молодых офицеров, экспертом по применению и проектированию такого оборудования, в сравнении с которым бледнеет твоя автоматическая дверь. Но его отец, его мать, его братья и сестры по-прежнему жили в однокомнатной лачуге с земляным полом, грязные, голодные, больные, страдающие от анкилостом и малокровия.
— Зачем же правительство тратило столько ресурсов на машины для авианосцев, в то время как его граждане жили в такой отвратительной нищете?
— Ну, полагаю, у нас было что-то вроде ваших личных и публичных сфер действий, Ди. Жизни этих людей относились к сфере личного действия, а национальная оборона — к сфере публичного.
— Но ведь очевидно, что это одно и то же. Любой правительственный чиновник понимает, что, если люди голодают и болеют, это для всех опасно. Даже с самой эгоистичной точки зрения: если люди болеют, они могут стать очагом эпидемии, и всем известно, что голодный человек не отвечает за свои действия и может сделать что-то опасное.
— У меня нет ответа, Диана. Мы во флоте, конечно, все это понимали, так что людей держали в чистоте, заботились об их здоровье, хорошо кормили, но вряд ли можно сказать, что любой правительственный чиновник естественным образом понимает такие вещи, или люди стали намного мудрее за последние сто пятьдесят лет, или же случилось что-то, что изменило прежнюю точку зрения.
— Не думаю, что мы хоть на каплю умнее, чем люди в твое время. Сомневаюсь, что можно поумнеть за четыре-пять поколений. Но как можно быть такими близорукими, я точно не понимаю.
— Даже согласись чиновник с твоей точкой зрения и захоти он сделать что-то, ему пришлось бы спросить: а откуда мы возьмем на это деньги? И никто ему не ответил бы. Затраты правительства и без того были уже слишком высоки.
— Откуда мы возьмем на это деньги? Ох, Перри, никогда мне не приходилось слышать такие глупости. А откуда вообще берутся деньги? Когда правительство видит, что есть потребность в обмене, само собой, оно создает деньги. У вас же это было, Перри. Вот тут, в изначальной конституции, сказано: Конгресс правомочен чеканить монету и регулировать ценность оной.
— Да, я помню эту фразу. Но в мое время получалось все иначе. Деньги создавались банками — большая часть денег, самая важная их часть. Если правительству требовались деньги и оно не могло вовремя собрать их посредством налогов, правительство занимало деньги у банков.
— Не понимаю, банки ведь часть правительства.
— В мое время было иначе. Банки были частными организациями. Возможно, уместно будет сказать, что банки были правительством. В некоторых смыслах они были сильнее правительства.
— Так можно получить только полнейшую неуправляемую анархию!
— Это она и была, по преимуществу.
— Погоди, Перри. Здесь что-то не сходится. Ты прибыл из 1939 года, когда президентом был Франклин Рузвельт. В истории я ориентируюсь не очень хорошо, но знаю, что он считается первопроходцем эры новой экономики. Да у нас тут в Вашингтоне памятник ему установлен — «Рузвельт кормит голодающих».
— Да, господин Рузвельт был в курсе всего этого. Но содействия получал крайне мало, даже от тех, кому пытался помочь. Моя очередь спрашивать. Скажи-ка, голодных больше не осталось?
— Разумеется, нет. Во всяком случае, в Соединенных Штатах.
— Я и говорил про Штаты. А больные есть?
— О да. Но, конечно, их не много.
— Как они живут?
— Их лечат, о них заботятся, чтобы они поправились. А что еще можно сделать?
— Безработные есть?
— Безработные? Это в смысле те, кто не работает за деньги? Конечно. Подозреваю, что в любой момент времени не более половины населения работает за деньги.
— А те, кто работает, не возражают, что им приходится работать, пока другие бездельничают?
— С чего бы это? Не могут все постоянно работать, тогда ведь ни у кого не будет времени пользоваться плодами своего труда, не будет времени тратить заработанное. Каждый работает, когда у него возникает потребность пополнить свой баланс или же, независимо от потребности в деньгах, если любит свою профессию.
— И все работают, когда захочется?
— Нет. Большинство специалистов работают регулярно, потому что им это нравится. Возьми, к примеру, хирурга. Он работает сорок недель каждый год. Он известен и любит свою работу, так что в отпуске он будет столь же занят, как работая за деньги. С другой стороны, я работаю сейчас каждую неделю и уже довольно давно раз в неделю выхожу в эфир, как сегодня, а есть еще записи для постановок и песни.