— Не исключено, что тут имеется некоторая связь с событиями на Новой Земле. Превлов наморщил лоб.
— Да? Не знаю, не знаю… Связь-то может и быть, разумеется…
— Я… Я вот тут подумал…
— Слушай, лейтенант, давай раз навсегда с тобой договоримся, что из нас двоих думать, равно как и принимать решения, буду один я, ладно? — заметив некоторый беспорядок в одежде, Превлов плотнее запахнул халат и потуже затянул кушак. — А теперь, если у тебя все, я хотел бы пойти и, с твоего разрешения, немного поспать. Если, конечно, ты позволишь.
— Да, но раз американцы что-то выискивают…
— Но мы-то с тобой не знаем, что именно! Какой такой минерал вдруг понадобился американцам, что они залезли на территорию чужой страны! Так? Марганин пожал плечами.
— Вот именно так и ответь. И вот что, — Превлов сощурился, — раз и навсегда запомни: один дурак может задать такой вопрос, на который и сотня профессоров не сумеет ответить.
Марганин вновь пошел красными пятнами.
— И потом, у американцев кодовые названия их операций часто имеют некоторый прикладной смысл.
— И тебе, конечно, он известен?
— Видите ли… Я тут просмотрел словарь американских идиом, так вот там почти каждое упоминание о Сицилии обычно связано с клановостью, братством, грабежами — в таком духе.
— Если бы ты прилежно учился, — Превлов широко зевнул, обдав лейтенанта тяжелым дыханием, — ты бы знал, слово есть такое — мафия.
— И еще такой музыкальный ансамбль есть «Сицилианский стилет».
Превлов презрительно взглянул на него.
— Да, и еще в американском штате Висконсин производят такое масло для заправки салатов, оно так и называется — сицилианское.
— Ну хватит! — Превлов жестом регулировщика остановил лейтенанта. — О масле для салата поговорим чуть позднее. Я не поднимаюсь из-за таких глупостей по утрам так рано. И раз уж ты настроен с утра пораньше поработать, иди на службу и займись каким-нибудь полезным делом.
Выпроваживая лейтенанта и проходя через гостиную, Превлов задержался возле журнального столика, на котором была шахматная доска, взял в руку шахматную фигурку.
— Ты в шахматы играешь, лейтенант?
— Давно не играл, — покачал головой Марганин. — Так, по-любительски, когда в Военно-морской академии учился.
— А имя Исаака Болеславского тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— Он был одним из величайших шахматных гениев, — тон у Превлова был такой, как будто читал лекцию школьнику. — Он разработал множество партий и комбинаций. Так вот, его авторству принадлежит так называемая «сицилианская защита». — Он неожиданно бросил шахматную фигурку в лейтенанта, который машинально поймал ее. — Хорошая игра — шахматы. Тебе нужно иногда играть в нее.
Превлов подошел к двери в спальню и приоткрыл ее. Потом передумал и безразлично улыбнулся Марганину.
— Надеюсь, ты извинишь меня… Выйдешь сам. Добрый день, лейтенант.
Выйдя на воздух, Марганин обошел дом, в котором жил Превлов. Дверь в гараж была закрыта. Через небольшое оконце рядом с дверью он попытался заглянуть внутрь. Осмотревшись по сторонам, Марганин резким ударом кулака вышиб крошечное стекло, засунул руку и дотянулся до внутренней задвижки. Еще раз осмотревшись по сторонам, он ловко нырнул в гараж.
Рядом с рыжей «лансией» Превлова стоял черный «форд-седан». Лейтенант наскоро обшарил оба автомобиля, запомнил номерной знак черного «форда». Чтобы все было похоже на тривиальный взлом, он снял щетки с лобового стекла «форда» и быстро покинул гараж, прикрыв за собой дверь.
Буквально через считанные минуты Марганин уже сидел в троллейбусе. Прокомпостировав билет, он сел на свободное место и уставился в окно. Потом он начал улыбаться. Утро было многообещающим.
О «Сицилианском проекте» он и думать позабыл.
Часть вторая
КОЛОРАДЫ
Август 1987
Глава 9
Мел Доннер по привычке осмотрел комнату, чтобы выяснить, нет ли подслушивающих «жучков», включил магнитофон.
— Один, два, три, — ровным голосом произнес он в микрофон. — Один, два… Проверка.
Он подрегулировал уровень громкости, тембр, затем кивнул Сигрему.
— Сид, ты меня слышишь? У нас все готово, — мягко сказал Сигрем. — Как только почувствуешь усталость, скажи. Я сразу выключу, ладно?
Больничная кровать была установлена таким образом, что Коплин сидел прямо. С первой их встречи профессор выглядел значительно лучше. Появился легкий румянец на лице, исчез прежний лихорадочный блеск в глазах. Осталась только плотная повязка на голове.
— Готов говорить хоть всю ночь. Тут такая скукотища. Как же я ненавижу больницу! — с чувством сказал Коплин. — У всех медсестер руки, как у покойников. Телевизор включишь, сплошная рябь.
Сигрем понимающе улыбнулся и дал Коплину в руку микрофон.
— Начните с того момента, как вы отплыли из Норвегии.
— Там ничего особенного, — сказал Коплин. — Рыболовный норвежский траулер «Годхон» взял мой шлюп на буксир миль за двести от Новой Земли. В точности по плану. Капитан угостил меня зажаренной олениной, козьим сыром, дал с собой полтора галлона питьевой воды — и привет. Ваш покорный слуга пустился вплавь по Баренцеву морю.
— С погодой как?
— Чудесная погода, как ваши синоптики и обещали. Холодина фантастическая, но для плавания под парусом — самое оно. — Коплин почесал нос. — Шлюп уж больно хорош был. Лодку хоть удалось спасти?
— Она уничтожена, — ответил Сигрем. — Не уверен, но думаю, что уничтожена. Исследовательское судно НУМА все равно не приспособлено возить такие лодки. И русским ее оставить тоже было нельзя, ты же понимаешь.
— Жаль. Она мне так понравилась, — Коплин пощелкал языком.
— Дальше, пожалуйста, — попросил Сигрем.
— До северной части Новой Земли я добрался на второй день около полудня. На воде я провел более сорока часов. Все время ужасно хотелось спать. Только и держался благодаря «аквавиту». Глотнешь — и уже получше себя чувствуешь.
— Других лодок не заметил? Может, на горизонте?
— Нет. Весь берег — одни сплошные скалы, все в расщелинах. Пристать к берегу мне не удавалось. А когда стало темнеть, я повернул в море, пару часов поспал. Рано утром опять продолжил поиски, нашел небольшую бухточку в скалах, подрулил на движке. Там у меня был такой, знаете, дизельный, очень удобно.
— Лодку использовал как свой лагерь?
— Все двенадцать дней, пока был на острове. Каждый день я раза по два, по три отправлялся на лыжах за пробами. Только и радости, что вернуться к лодке, поесть горячего, вздремнуть.