Размах крыльев ангела - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Ульянова cтр.№ 4

– Вот чувствую, дурой выросла! А хорошей ведь была девчушкой, смышленой… Не вздумай деньги барану своему показать. Спрячь подальше, самой пригодятся. Смотрите-ка, у нее сумочка от Гуччи, у туфелек подошва кожаная, а сама она на троллейбусе приехала! Гляди, не сотри подошвы, не для улицы туфельки-то.

«У, Кабаниха!» подумала со злостью Маша, но золотой замочек сумочки защелкнула с тайной благодарностью. И впервые за короткую семейную жизнь она изменила мужу – умолчала о внезапно свалившейся заначке. Ведь он же бешеный, а неизвестно чего можно ждать от бешеного.

Маша паковала и увязывала вещи, оформляла багажные квитанции, получала документы об отчислении из института и все время ощущала себя почти что декабристкой, смело и верно следующей за мужем.

В аэропорту чувствовала себя словно и правда на пороге новой жизни, на пороге великих открытий, как парашютист перед первым прыжком. Упивалась новизной и в областном сибирском городе. И только в райцентре начала понемногу понимать, что же ей предстоит.

Райцентр носил невзрачное название Норкин и представлял собой один из тысячи тысяч безликих провинциальных городишек. Маша вовсе не разбиралась в градообразующих факторах, топонимике и прочей ерунде и совершенно не представляла, кому же пришло в голову назвать сие поселение городом. Признаки города были, с одной стороны, налицо: цементный заводик, фабрика по пошиву головных уборов, гордое здание горсовета на центральной площади с традиционными клумбой и фонтаном, центральный универмаг в два этажа, вещевой рынок, изобилующий китайским тряпьем и турецкой посудой, а, может, наоборот – турецким тряпьем и китайской посудой, – в общем всем тем, что дома Маша тщательно обходила стороной. Был в Норкине даже общественный транспорт – курсировавшие, мало придерживаясь расписания, старенькие «пазики» маршрутов «А» и «Б». Но и признаки деревни никуда не прятались: уже засохшие и еще только подсыхающие коровьи лепешки посередине пыльных, не везде асфальтированных улиц, рубленые домики с цветастыми палисадниками, прогуливающиеся вдоль заборов осмелевшие куры, запахи молока и навоза.

Постепенно до Маши начало доходить, что именно Норкин и есть настоящая Россия. Та, которую имел в виду Бешеный Муж, взывая к ее патриотизму. Не Питер, не Москва, а Норкин. Не в Москве, не в Питере, а в растиражированном по всей Руси Норкине по-настоящему клубилась русская жизнь. Здесь проживал и пропивал электорат, рождалось и умирало большинство россиян, отсюда всеми правдами и неправдами рвались они покорять вожделенные Москву и Питер. Из одного такого Норкина был, кстати, родом и Машин муж.

Бешеный Муж, как водится, испарился по одному ему ведомым делам сразу же по приезде в Норкин, растворился где-то в районе рынка, как объяснил «пошел изучать конъюнктуру», и Маша, обессилевшая с дороги, коротая время до рейсового автобуса к их деревне, решила испить для бодрости духа чашечку кофе. Остановила двух, толкающих перед собой коляски, дородных молодых мамаш в одинаковых ярких тренировочных костюмах и вежливо поинтересовалась:

– Извините, скажите, пожалуйста, где поблизости можно выпить черного кофе?

Мамаши озадаченно переглянулись между собой, шепотом посовещались, и одна из них любезно ответила, смешно окая:

– Дык в баре. Ступай в бар. Прямо по улице, не доходя пристани, в голубом доме. Может, там тебе и нальют.

Последняя фраза Машу немного смутила, но ничего не попишешь, кофе хотелось больше, чем церемонии разводить. Она не подозревала, что ее изысканная изможденность, стрижка стильным коротким ежиком, потертые белесые джинсы, гламурная, словно вылинявшая майка швами наружу, помноженные на усталость после долгого пути, в этих местах не катят, наводят на мысль исключительно о вчерашней попойке. Поблагодарив, Мария побрела вдоль унылой, пыльной улицы в поисках, видимо, местного притона. Брести пришлось долго. Мимо сплошного, с облезшей краской забора, мимо непонятных строений, смахивающих на гаражи, мимо доисторических домишек с резными белыми ставенками и гераньками в цвету за кружевными занавесочками. Голубой дом вырос как из под земли – одноэтажное, чуть накренившееся строение неведомого зодчего, выкрашенное в яркий небесный цвет. Фасад венчал громадный фанерный штурвал и надпись по кругу «БАР-ЯКОРЬ». Дверь бара венчал амбарный замок, навешанный ровненько под табличкой с часами работы. Работал «Якорь» затейливо: сначала с восьми до одиннадцати утра, видимо на опохмел, а потом уже с шестнадцати и до упора.

Одиннадцать миновало, до шестнадцати было далеко. Маша решилась еще разок попытать счастья и обратилась к шустрящей мимо бабульке в беленьком ситцевом платочке:

– Извините, скажите, пожалуйста, где еще здесь можно кофе выпить?

– Выпить? – участливо переспросила бабулька. – Так вон магазин, на соседней улице.

Мария тяжело вздохнула, повернулась и побрела восвояси на вокзал.

Шла и не догадывалась, что в скором времени Норкин покажется ей почти что столицей мира. Сюда, в норкинский универмаг и на рынок, станет она выезжать для шопинга в ближайшие несколько лет.

Бешеный Муж уже бороздил привокзальную площадь. Как ни глупо это было в чужом полугороде-полудеревне, а все равно настроен был решительно, мучительно искал, кому бы задвинуть в ухо за приставание к его горячо обожаемой жене. С ходу набросился на одинокую Марию, но быстро угас, потому что подкатил их автобус, а они еще вещи из камеры хранения не забрали.

Народу в автобус набилось много, и был тот народ, на Машин взгляд, как бы двух сортов. Одни – бабки-мешочницы и хозяйственные мужички с блестящими, новыми косами, затертыми военного образца вещмешками, пластиковыми ведрами, дугами для парников. Все они растерялись по дороге, высыпаясь из автобуса, словно горох, в пропыленных придорожных селах. Другие – заросшие волосами, бородатые, еще довольно молодые, веселые дядьки, увешанные деревянными рамками, авоськами с пивом, коробками с китайскими плавающими свечками, мягкими, перевязанными бечевкой свертками. Среди последней группы была и одна женщина, постарше Машки, в необъятном павловопосадском платке на плечах, крестьянской длинной, широкой юбке и откровенном топе без бюстгальтера. При взгляде на эту юбку, на этот платок Маше отчего-то на ум пришла Елена Блаватская и питерский магазин «Роза мира», насквозь, до самой улицы пропахший индийскими курительными палочками и благовониями.

Дамочка призывно стрельнула черными глазищами в Бешеного Мужа, и Маша с неудовольствием отметила, как он мгновенно подтянулся, расправил плечи и выкатил грудь колесом. Но дамочка, видимо, оказалась умной, с ее стороны это была так, легкая разведка. Она перевела взгляд на разомлевшую от жары Марию, протиснулась через салон поближе и обратилась именно к Маше:

– А мы вас на прошлой неделе ждали. Наконец-то. Я Александра.

Маша не понимала, почему незнакомая грудастая дамочка в топе ждала их на прошлой неделе, молчала и ожидала, что первое слово возьмет муж. Муж не подвел.

– Александр. Тезка ваш. Александр Македонский. Хы-хы. Очень приятно.