Керстин вернулась с толстой пачкой писем в пластиковом пакете и высыпала их на стол перед полицейскими. Боясь попортить улики больше, чем их уже испортили почта и руки получательниц, Патрик только осторожно пошевелил послания шариковой ручкой. Они по-прежнему находились в конвертах, и он почувствовал, как у него сильнее забилось сердце при мысли о том, что под приклеенными к ним марками, возможно, имеется прекрасный доказательный материал в форме ДНК.
— Можно нам взять их с собой? — спросил Мартин, тоже с надеждой глядя на кучу писем.
— Да, берите, — устало согласилась Керстин. — Уносите, а потом сожгите это дерьмо.
— А кроме писем вам никаких угроз не поступало?
Керстин снова села и напряженно задумалась.
— Даже не знаю, — с сомнением сказала она. — Нам иногда кто-то звонил, но, когда мы поднимали трубку, там ничего не говорили, а просто молчали, пока мы ее не клали. Однажды мы даже попытались проследить номер, но явно вышли на мобильный телефон с предоплатной картой. Поэтому узнать, кто звонил, не удалось.
— Когда был последний из этих звонков? — Мартин напряженно ждал, занеся ручку над блокнотом.
Керстин задумалась.
— Ну-у… когда же это могло быть? Может, недели две назад? — Ее пальцы вновь нервно завертели кольцо.
— И это все? Больше никто не мог хотеть причинить Марит вред? Какие у нее, кстати, были отношения с бывшим мужем?
Керстин долго медлила с ответом. Бросив взгляд в прихожую и убедившись, что дверь в комнату Софи закрыта, она наконец сказала:
— Поначалу было тяжело, в общем-то, довольно долгое время. Но последний год прошел спокойнее.
— В каком смысле тяжело? — спросил Патрик, а Мартин продолжил записывать.
— Он не мог смириться с тем, что Марит его оставила. Они ведь жили вместе с самой юности, правда, по словам Марит, их отношения уже много лет как оставляли желать лучшего, если вообще когда-нибудь и были хорошими. Честно говоря, ее немного удивила столь сильная реакция Улы, когда она сообщила, что хочет переехать. Но Ула… — она поколебалась. — Ула испытывает некую потребность в контроле за ситуацией. Все должно быть чинно и размеренно, а уход Марит нарушил установленный порядок. Пожалуй, больше всего его задело именно это, а не то, что он ее потерял.
— Он когда-либо применял против нее физическую силу?
— Нет, — с сомнением произнесла Керстин и вновь с беспокойством взглянула на дверь Софи. — Вообще-то смотря что считать применением силы. Думаю, бить он ее никогда не бил, но мне известно, что в некоторых случаях хватал за руки, отпихивал, ну и вроде того.
— А как им удалось договориться относительно Софи?
— Это как раз одна из тех вещей, по поводу которых они поначалу много ругались. Марит сразу переехала ко мне, и хотя прямо о наших отношениях не говорилось, он, вероятно, догадывался. Он был категорически против того, чтобы Софи здесь жила, пытался всячески препятствовать — приезжал и забирал ее намного раньше условленного времени и так далее.
— Но потом все устроилось? — спросил Мартин.
— Да, слава богу, в этом вопросе Марит стояла на своем, и он под конец понял, что сопротивляться бесполезно. Она стала угрожать, что заявит во все возможные инстанции, и Ула уступил. Однако его никогда особо не радовало то, что Софи приходит сюда.
— А Марит кому-нибудь рассказывала о том, какие у вас были отношения?
— Нет. — Керстин решительно замотала головой. — Тут она проявляла страшное упрямство. Считала, что это никого, кроме нас, не касается. Не хотела говорить даже Софи. — Керстин улыбнулась и снова покачала головой, правда, значительно медленнее. — Хотя Софи оказалась сообразительнее, чем думала Марит. Она сегодня рассказала, что ни на секунду не попалась на наши уловки и попытки все скрыть. Господи, мы перетаскивали пожитки и пытались потихоньку целоваться на кухне, как последние школьницы. — Она засмеялась, и Патрик поразился тому, насколько улыбка смягчала ее лицо.
Потом она вновь посерьезнела.
— Но мне тем не менее трудно поверить в то, что Ула имеет отношение к смерти Марит. Ведь сильнее всего они ругались довольно давно, и… ну, не знаю. Просто это кажется невероятным.
— А у вас нет никаких предположений относительно того, кто мог писать письма и звонить? Она не говорила о том, что кто-нибудь из покупателей магазина вел себя странно, или о чем-либо подобном?
Керстин долго и обстоятельно думала, но потом медленно помотала головой.
— Нет, я ничего не могу припомнить. Может, тут вам повезет больше. — Она кивнула в сторону кучи писем.
— Да, будем надеяться, — сказал Патрик, аккуратно засовывая послания обратно в пакет. Они с Мартином встали. — Значит, мы можем это забрать?
— Да, черт возьми, я не желаю их больше видеть. — Керстин проводила полицейских до двери и протянула на прощание руку. — Вы сообщите, когда точно будете знать… — Она не договорила.
Патрик кивнул.
— Да, я обещаю дать вам знать, как только у нас появится более точная информация. Спасибо, что уделили нам время и поговорили с нами в такой… тяжелый момент.
Она лишь кивнула и закрыла за ними дверь. Патрик посмотрел на пакет, который держал в руках.
— Как насчет того, чтобы отправить сегодня небольшую посылочку в Государственную криминалистическую лабораторию?
— Прекрасная идея, — отозвался Мартин и двинулся в направлении здания полиции. Теперь им, по крайней мере, есть с чего начинать.
— Мы действительно возлагаем на этот проект большие надежды. Вы ведь начнете трансляцию в понедельник?
— Да-да, всенепременно, и тогда уже погоним сплошняком, — ответил Фредрик и широко улыбнулся Эрлингу.
Они сидели в большом офисе главы администрации, в маленьком отсеке, где вокруг стола стояло несколько мягких кресел. Одним из первых шагов Эрлинга на новом месте стала замена скучной чиновничьей мебели на настоящие вещи — экстра-класса и отменного качества. Подсунуть счет в бухгалтерские книги не составило особого труда — ведь покупать офисную мебель все равно необходимо.
Кожа слегка заскрипела, когда Фредрик сменил положение в кресле и продолжил:
— Мы пока чрезвычайно довольны проведенной съемкой. Может, маловато действия, но хороший материал, чтобы представить участников и как бы задать тон. Теперь уже от нас зависит, чтобы возникла интрига и в прессе появились классные заголовки. Тут ведь завтра вечером планируется какое-то увеселительное мероприятие, оно может стать отличным поводом для начала настоящего шоу. Насколько я знаю участников, они сильно оживят вашу вечеринку.
— Да, нам ведь хочется, чтобы в прессе о Тануме сообщалось по меньшей мере столько же, сколько об Омоле и Тёребуде. — Эрлинг раскурил сигару и посмотрел на продюсера сквозь дым. — Вы точно не хотите, чтобы я угостил вас сигарой? — Он кивнул в сторону стоящей на столе шкатулки — хьюмидора,
[13]
как обычно говорил Эрлинг, делая ударение на «о». Такие вещи важны. Только любители хранят сигары в фабричных дурацких коробках, а у настоящих знатоков имеется хьюмидор.