– Тимур привел, – мрачно объявил Резуненко.
– Тимур?! – Коломнин не смог сдержать изумления. И это почему-то рассердило Резуненко.
– Да, Тимур! Чего вылупился? Там же народец знаешь, какой собрался? Оторви и брось. Потом менты с поборами подъезжать начали. А чечены взялись порядок навести. Вот Тимур и решил, чем самим воевать, так лучше чужими руками. Вот и!.. – он собрался смачно выругаться, но из Фархадовского кабинета вышла Калерия Михайловна. И это его остановило. – А, чего теперь воздух трясти?
– Погоди, – Коломнин был искренне озадачен. – Но Тимур, насколько я успел понять, был человеком вменяемым. А вязаться с мафией – это же стремно.
– А наш бизнес вообще стремный. Хотя пытался я его предупредить. Но Тимур, он же заводной был. По части упрямства в папашу пошел. И, если надо было переть буром, то – буром. Надо смести – сметал, – Резуненко подметил неодобрительный взгляд, что бросила на него прислушивавшаяся к разговору секретарша. – А что ты в самом деле хотел? Быть возле нефти и не измазаться – такого не бывает.
И, коротко кивнув Калерии Михайловне, вышел в коридор.
Коломнин был озадачен. Хотя что в самом деле ожидал он? До сих пор он знал о Тимуре со слов вдовы, отца. Отсюда эдакий сусальный образчик благочиния. Но ставить на ноги нефтяную державу – труд не для ангелочков.
Внезапная мысль заставила Коломнина выскочить вслед за Резуненко.
– Послушай, Виктор, – он придержал Резуненко за локоть. Убедился, что поблизости никого нет. – А убийство Тимура, не могли чечены?..
– Все так думали, – не удивился вопросу Резуненко. – Многие и до сих пор считают. И Фархадов тот же. Потому всю работу с «железкой» на Мясоедова и переложил. Вроде как мараться не хотел.
– А ты сам как?
– Не исключено, конечно. Ведь пока Тимур был жив, он их в руках держал. И реальной власти не отдавал.
– Так тем более!
– Тем менее! – огрызнулся Резуненко. Было заметно, что мысль эта и самому ему не давала покоя. – Больно тонкая комбинация образуется. Ведь чтоб акции на себя переписать и свою команду поставить, мало было Тимура завалить. Должно было после его смерти все срастись. И чтоб Салман Курбадыч с инфарктом свалился, и чтоб Мясоедов, паскуда эта, провалил все, что можно. Короче, чтоб компания в безнадзоре оказалась. Могли они все это просчитать? Полагаю, вряд ли.
И вместо прощания с чувством нахлобучил косматую шапку на косматую гриву.
В один из первых мартовских дней в кабинет Коломнина негромко постучались. Зашедший перед тем Богаченков удивленно обернулся: по банковской привычке Коломнин держал двери приоткрытыми, – все желающие могли зайти без стука с любой проблемой. И желающих таких становилось все больше и больше. Что вызывало справедливые нарекания со стороны финансового директора Шараевой: бесконечные пустые визиты отвлекали Коломнина от главной задачи. Но сам он слишком привык к такому стилю в банке и отказываться от него не желал. Кроме того, подобная доступность приносила и дивиденды: за время доверительных бесед ему удалось узнать об изнанке компании то, что невозможно выяснить и за годы сидений на совещаниях.
– Войдите, – удивленно пригласил Коломнин, когда в приоткрытую дверь постучали вторично: мягко, будто подушечками пальцев.
Зазор чуть увеличился. И в нем образовалось сияющее радушием, хотя и заметно смущенное лицо Мясоедова. В последние дни Мясоедов в компании почти не бывал, дожидаясь расчета. На просьбы помочь разобраться в оставляемом наследстве, отвечал ехидно, что-нибудь вроде: «Вы же все умные. Сами разберетесь». Тем более неожиданен показался и сам визит, и робость визитера.
– Не помешал? – Мясоедов огляделся. – Неуютно у тебя что-то, Сергей Викторович. Для твоего уровня обстановочка несерьезная. Дай команду перенести из моего кабинета диван, телевизор. Мишура, а – облагораживает.
– Да нет, не стоит. Сплю я в пансионате. Там же и телевизор. Хотя времени на него, признаться, не остается. Да вы садитесь. Дивана, правда, нет. Но стул свободный – завсегда.
Мясоедов глазами значительно покосился на Богаченкова. Но Коломнин намек проигнорировал. Более того, сделал знак Богаченкову остаться: разговаривать с двуличным Мясоедовым было надежней при свидетелях.
– Я чего пришел-то? – Мясоедов вздохнул. – Решил, что неправильно это – вовсе отстраняться. Сначала, конечно, разобиделся на Салман Курбадовича. А потом подумал: разве чужое все? Разве мало моего труда здесь? Не хочется, чтоб прахом пошло. Правильно думаю, нет?
Коломнин ждал, пытаясь сообразить, к чему клонит нежданный визитер.
– Дошло до меня, что ты письма покупателям конденсата разослал, что от их услуг отказываешься.
– Стало быть, уже получили, – прокомментировал оживившийся Богаченков.
Мясоедов хмуро покачал головой.
– Получили, конечно. Только повода для веселья не вижу. Чему радоваться? Они с нами много лет работают.
– Два, – уточнил Богаченков.
– Два в нашем бизнесе – тоже много, – Мясоедов будто ненароком повернул стул так, что Богаченков оказался за его спиной, – отсекая его тем от разговора. – Люди привыкли. Компания привыкла. Опять же у них устоявшиеся отношения с одноклейкой. Все отлажено. – Да это мы все как будто на совещании проговорили, – любезно припомнил Коломнин. – К чему опять возвращаться?
– Потому что хочу от ошибки роковой уберечь. Ты же деловой человек, Сергей Викторович. Зачем так сразу ломать? Хочешь менять условия в свою пользу? Да, можно. Когда сильным станешь. Можно и теперь. Только аккуратно. Но – ломать зачем? Люди ведь. Интересы там. Давай переговорю с тем же «Магнезитом». Изменим цены. Разумно, конечно.
– Разумно и изменили, – Коломнин протянул ему прайс-лист с последними, утвержденными накануне у Фархадова отпускными ценами.
При виде их Мясоедов аж зацокал:
– Думаешь, если арифметику выучил, так и всю математику превзошел? Да кто такой скачок выдержит? Надо плавно. Половину хотя бы. Тоже трудно. Но – ко мне прислушиваются – переговорю, добьюсь.
– Не будет никакой половины, – Коломнин, потянувшись, отобрал у него прайс-лист. – А будет эта цена.
– Глупые вы все-таки люди, – Мясоедов не погнушался развернуться, так, чтоб охватить взглядом и Богаченкова. – Пришли, поломали. А дальше?
– А дальше в компанию пойдут нормальные деньги, – Коломнин намекающе придвинул к себе распухшую от бумаг папку.
– Ой ли? – Мясоедов поднялся. Любезность Коломнина произвела на него самое негативное впечатление. – А я иначе полагаю: нельзя разорить осиное гнездо и чтоб не покусали.
– Ничего. Бодягой подлечимся.
– Так это смотря скольких разорить. А то ведь и насмерть, – и Мясоедов, коротко кивнув, вышел.
– А казачок-то засланный, – хмыкнул Богаченков. – Похоже, приходил делегатом. – Похоже. И, кажется, нам объявлена война. Стало быть, мы на верном пути, – беззаботно подтвердил Коломнин. – Чую, не миновать нам хорошей драчки.