— А хотите, можете походить по дому одни, — наконец предложила Фрэн Брюсам. — Как вы, Юэн, не возражаете?
Юэн от неожиданности вздрогнул:
— Да-да, конечно.
Сын Брюсов, Брайан, следовал за родителями; на все вопросы Фрэн, предлагавшей кофе, прохладительные напитки, он отвечал односложно. Парень был долговязым, нескладным, с ломающимся голосом и очень себя стеснялся. Когда родители пошли на второй этаж, он остался внизу — сидя у камина и уставившись себе под ноги, вертел в больших ладонях банку колы. Юэн стоял у огромного окна и обозревал Вран-горку; казалось, он и не заметил, что парень еще здесь. Фрэн первой не выдержала гнетущей тишины.
— Ты, наверное, мало что здесь помнишь, да? — обратилась она к Брайану. — Когда вы уехали, тебе ведь было всего ничего.
Парень поднял голову — она заметила его усеянный прыщами подбородок.
— Кое-что очень даже помню, — сказал он. — Тот день, когда сестра пропала. Хорошо помню.
Фрэн ждала продолжения, но он замолчал. Немного погодя отпил из банки, запрокинув при этом голову.
— Какие-то отдельные детали, да? — сделала новую попытку Фрэн. — Что ел на завтрак, что надел…
Парень улыбнулся, и Фрэн подумала, что из него вполне может вырасти симпатичный молодой человек.
— Ну да, на мне была футболка с эмблемой «Селтика»
[8]
. Не знаю почему, но я всегда болел за них.
— Это случилось летом, верно? В летние каникулы? Школьных занятий в тот день ведь не было?
— Школа — полный отстой.
— Правда? — Фрэн хотелось спросить почему, но она боялась, что парень снова замкнется.
— Мне кажется, это все сестра. Она школу терпеть не могла, ну а я — на нее глядя.
— Почему ей в школе так не нравилось?
Парень пожал плечами:
— Миссис Генри ее невзлюбила. Я случайно услышал. Знаете, как бывает: родители думают, что дети не слышат или не понимают, что к чему, и откровенничают. Папа хотел перевести сестру в другую школу. Говорил, в этой миссис Генри вечно будет ее шпынять. Мама возражала: мол, неудобно, да и что они скажут миссис Генри? — Он посмотрел на Фрэн: — На самом деле они и Генри никогда не были друзьями. Так, заходили друг к другу по-соседски. Понимаете, так запросто Кат в другую школу было не перевести. Все равно что сказать миссис Генри в лицо: «Учительница из вас хреновая». Когда Кат исчезла, мать во всем винила себя: учись Катриона в другой школе, ничего этого не случилось бы. Папа говорил, чтобы она не выдумывала чепухи. Тогда как раз были каникулы, и о школе сестра думала меньше всего.
— А почему миссис Генри невзлюбила Катриону?
«И что произойдет, если она невзлюбит Кэсси?»
— Ну, не знаю. Сестра егозой была той еще. Вечно ей не сиделось на месте, она часто поступала наперекор. А еще ей нравилось быть в центре внимания.
— Тебе, наверное, трудновато приходилось?
— Да нет. Я-то к этому не стремился. — Брайан помолчал. — Миссис Генри считала, что Катриону необходимо показать врачу. Ну, там, психологу или еще кому. Папа тогда не на шутку разозлился. Говорил, что с Катрионой все в порядке. Что она смышленая девочка, просто надо суметь ее заинтересовать. А миссис Генри не сумела. — Брайан снова улыбнулся. — Ясное дело, это тоже было не для моих ушей.
Брюсы осматривали комнаты наверху — Фрэн слышала их шаги, приглушенные голоса. Сейчас они в спальне Юэна — там, где раньше сами спали, где зачали своих детей. Фрэн решила было, что Брайан так и будет сидеть как в рот воды набрав, но, видимо, дом, пусть и изменившийся до неузнаваемости, настроил его на воспоминания.
— Помню, сестра все вертелась у мамы под ногами. День был солнечный, но ветреный, а мама стирала занавески. И вот она стояла на стуле — снимала их с окна. Окно тогда было меньше теперешнего, но все равно с занавесками приходилось повозиться. Сестра бегала вокруг и задела стул. Мама упала, порвав при этом занавеску. Ну и накричала на нас обоих. А потом выставила на улицу. — Он помолчал. — Отлично помню, что мама к тому времени уже постирала часть белья — полотенца и наволочки — и развесила во дворе на веревке — ветер их так и трепал. Правда, прикольно, как мы запоминаем всякое?
— Кадрами, как фильм, — сказала Фрэн, думая о Кэтрин.
— Точно, прямо как фильм.
— Выходит, тогда-то Катриона и убежала?
— Нет, мы еще немного поиграли. Не помню во что. Но сестра водила — она всегда была первая. А потом пошла в сад — нарвать цветов. Они росли возле стены дома, где не так задувает. Мама их любила, гордилась тем, что вырастила. Я предупреждал Кат — ей за это влетит. А она сказала, что хочет подарить букет бабушке Мэри, так что мама не будет ругаться, потому что сама учила ее быть с бабушкой Мэри любезной.
— Бабушка Мэри — это мать Магнуса? С Взгорка?
— Ага. Она была совсем уже старой. Мне казалось, ей лет сто, потому что и Магнус, ее сын, сам был старик. Но ему тогда было где-то шестьдесят, ну а ей — под восемьдесят. Так вот, сестра взяла ленту и перевязала букет. А затем стала взбираться на холм. А я пошел на пляж — так как раз друзья играли. Мама наверняка думала, что Катриона со мной, потому что вышла из дому и позвала пить чай нас обоих. — Брайан на секунду умолк. — Остальное плохо помню, только это.
Тем временем Сандра и Кеннет спускались со второго этажа, топая по деревянной лестнице; Мораг шла следом. На последней ступеньке они задержались — Сандра приложила к глазам носовой платок.
— Ну ладно, сынок, — сказал Кеннет, — нам пора.
Брайан поднялся, кивнул Фрэн и Юэну и последовал за родителями.
Юэн не стал провожать гостей до двери. Фрэн вышла, чувствуя, что ей надо извиниться за его неучтивость. Прощаясь с Брюсами у их машины, она сказала:
— Видите ли, мистер Росс еще не оправился от происшедшего. Надеюсь, вы поймете его и извините.
Когда она вернулась в дом, Юэн уже сидел в кухне, на столе лежали сумка Кэтрин и блокнот. Блокнот был закрыт, однако Юэн смотрел на него не отрываясь. Дождавшись, пока Фрэн сядет, он дрожащей рукой потянулся к нему. Фрэн села совсем близко, чтобы читать записи вместе. До нее донеслось несвежее дыхание Юэна — даже после кофе.
Первую страницу они уже видели: «ОГОНЬ И ЛЕД». Причем надпись скорее нарисована, нежели написана, — большие буквы составлены из сосулек. На следующей странице надпись повторилась, но на этот раз от нее расходились линии к другим словам и фразам — все вместе напоминало схему. Слово «огонь» было связано со словами «страсть», «желание», «сумасшествие», «полуночное солнце», «Апхеллио», «жертвоприношение». Слово «лед» — со словами «ненависть», «подавление», «страх», «темнота», «холод», «зима», «предрассудки». Линии, соединяющие слова, прочерчены жирно, с сильным нажимом.