— Не так уж глубоко. Примерно сорок футов. Гномы хорошо копают.
— В сорока футах под Анк-Морпорком?! Тогда почему мы сейчас не дышим водой? Впрочем, назвать ее водой было бы незаслуженным комплиментом.
— Воду мы тоже хорошо умеем откачивать. К сожалению, гораздо хуже мы, кажется, умеем не впутывать в наши дела Сэмюэля Ваймса… — Гном вошел в помещение поменьше. Его потолок был покрыт толстым слоем сверкающих вурмов. Пламен указал на два маленьких стула.
— Садитесь. Не желаете ли подкрепиться?
— Нет, спасибо, — ответил Ваймс и осторожно опустился на стульчик. Он сидел почти подперев коленями подбородок. Пламен сел за маленький стол, сложенный из каменных плиток, и, к изумлению Ваймса, снял капюшон, оказавшись довольно молодым и с аккуратно подстриженной бородой.
— Как далеко простираются ваши туннели? — поинтересовался Ваймс.
— Я не вправе об этом говорить, — спокойно ответил Пламен.
— То есть вы подрываете мой город?
— Перестаньте, командор. Вы же были в убервальдских пещерах. Вы видели, как гномы умеют строить. Мы — мастера. Не опасайтесь, что ваш дом рухнет.
— Но вы не просто строите подвалы! Вы прокладываете шахты!
— В некотором смысле. Мы таким образом ищем пустоты. Свободное пространство, командор. Вот что нам нужно. Да, мы копаем в поисках отверстий. Хотя в процессе разработок порой находим глубоко залегающую патоку — наверное, вам это будет небезынтересно узнать…
— Но так нельзя!
— Правда? Тем не менее, мы продолжаем работать, — спокойно отозвался Пламен.
— Вы роетесь под собственностью, которая принадлежит другим?
— Роются кролики, командор. Мы копаем. И — да, под чужой собственностью. Как далеко вниз и вверх простирается право собственности, в конце концов?
Ваймс взглянул на гнома. «Успокойся, — подумал он. — Ты здесь ничего не поделаешь, проблема слишком велика. Пусть решает Ветинари. А ты придерживайся того, что знаешь. Разбирайся с чем можешь».
— Я веду следствие по поводу одной внезапной смерти, — сказал он.
— Да. Граг Бедролом. Ужасное несчастье, — с невозмутимостью, от которой хотелось лезть на стенку, произнес Пламен.
— Я слышал, произошло подлое убийство.
— Да, это вполне справедливо сказано.
— То есть вы признаете?
— Я так полагаю, командор, вы имеете в виду — признаю ли я, что произошло именно убийство? Да. И мы сейчас решаем проблему.
— Каким образом?
— Обсуждаем назначение задкрдга, — ответил Пламен, складывая руки на груди. — Это буквально значит «тот, кто чует». Тот, кто способен найти чистую руду истины среди обманки. По-вашему говоря, нюхач.
— Обсуждаете? Вы еще не опечатали место преступления?
— Нюхач может отдать такой приказ, командор, но мы и так уже знаем, что преступление совершил тролль. — На лице Пламена возникла презрительная насмешка, которую Ваймсу захотелось стереть.
— Откуда вы знаете? Были свидетели?
— Нет. Но рядом с трупом нашли троллью дубину, — ответил гном.
— И это все, что у вас есть? — Ваймс встал. — Хватит с меня. Сержант Ангва!
— Сэр? — отозвалась та.
— Идем. Осмотрим место преступления, пока там можно найти еще хоть какие-нибудь улики!
— Вам нечего делать на нижнем ярусе! — огрызнулся Пламен, вскакивая.
— Как вы намерены меня удержать?
— А как вы намерены миновать запертые двери?
— А как вы намерены выяснить, кто убил Бедролома?
— Я же сказал, мы нашли троллью дубину!
— И все? «Мы нашли дубину, значит, виноват тролль»? С помощью этих врак вы собираетесь развязать войну в моем городе? Потому что, поверьте, когда слухи разойдутся, начнется война. Так вот, только попробуйте — и я вас арестую.
— И развяжете войну в своем городе? — спросил Пламен.
Гном и человек яростно смотрели друг на друга, затаив дыхание. На потолке над ними собирались вурмы, впитывая брызги слюны и запах гнева.
— Кто, кроме тролля, способен напасть на грага? — наконец сказал Пламен.
— Отлично! Вы наконец-то начали задавать вопросы. — Ваймс склонился через стол. — Если хотите получить ответы, отоприте двери.
— Нет! Вам нельзя вниз, Дежурный по доске Ваймс!
Гном не смог бы вложить больше яда даже в слово «детоубийца».
Ваймс уставился на него.
Дежурный по доске… Действительно, он был дежурным по доске в маленькой школе на углу более сорока пяти лет тому назад. Мама настояла. Бог весть как она добывала этот пенни — столько стоило дневное пребывание в школе, — хотя, как правило, мадам Мало охотно принимала плату ношеной одеждой, дровами, а главное, джином. Цифры, буквы, меры и весы — программа была не самая насыщенная. Ваймс ходил в школу девять месяцев, а потом улица начала давать ему более суровые уроки. Но ему действительно доверили вытирать грифельные дощечки и доску. Ох уж это головокружительное сознание собственной власти в шесть лет!
— Вы это отрицаете? — поинтересовался Пламен. — Вы уничтожали написанные слова! Вы сами признались Королю-под-Горой в Убервальде!
— Я пошутил! — ответил Ваймс.
— То есть вы отрицаете?
— Что? Нет! Он был впечатлен моими титулами, и я упомянул и об этом… просто для смеха.
— Вы все-таки отрицаете свое преступление? — настаивал Пламен.
— Какое преступление? Я вытирал доску, чтобы на ней можно было написать еще что-нибудь? Где тут преступление?
— И вы не задумывались о том, куда отправлялись стертые вами слова? — спросил Пламен.
— С какой стати? Это же просто меловая пыль.
Пламен вздохнул и потер глаза.
— Тяжелая ночка? — поинтересовался Ваймс.
— Командор, я понимаю, что вы были юны и, наверное, не сознавали, что делали. Но теперь-то вы должны понять: с нашей точки зрения, вы гордитесь тем, что совершили наигнуснейшее преступление — уничтожение слов.
— Что-что? Стереть с доски «А — арбуз» — это тяжкое преступление?
— Немыслимое для настоящего гнома, — подтвердил Пламен.
— Правда? Но я пользуюсь доверием самого Короля-под-Горой, — сказал Ваймс.
— Я понимаю. Но здесь, внизу, шестеро многоуважаемых грагов, командор. С их точки зрения, Король-под-Горой и подобные ему сбились с пути истинного. — Пламен быстро проговорил что-то по-гномьи, слишком быстро, чтобы Ваймс успел понять, после чего перевел: — Он слишком слаб. Опасно либерален. Мелок. Он видел свет.
Пламен внимательно наблюдал за ним. «Думай». Насколько помнил Ваймс, Король-под-Горой и его окружение были те еще крепкие орешки. А граги считали их слюнявыми либералами.