Я оглядела площадь, затянутую туманной пеленой, и увидела —
на меня быстро надвигается чей-то силуэт. Кошмарный сон, в котором плавали
странные фигуры, обернулся явью.
— Подожди. Мне надо поговорить с тобой. Силуэт
приблизился, и я поняла, что передо мной стоит священник — именно так
изображают на карикатурах сельских кюре: низенький, толстенький, с зачесанной
поперек лысого темени прядью седых волос.
— Здравствуй, — с широкой улыбкой он протянул мне
руку.
Я молча кивнула.
— Как жаль, что туман все скрывает, — сказал он,
глядя на дом. — Сент-Савен стоит на горе, и из ваших окон открывается
чудесный вид и на долину внизу, и на ледяные вершины. Да ты, должно быть, и
сама знаешь.
Только сейчас я догадалась, что это настоятель монастыря.
— А что вы здесь делаете? — спросила я. — И
откуда знаете мое имя?
— Хочешь войти? — словно не слыша, осведомился он.
— Нет. Хочу, чтобы вы мне ответили.
Он потер озябшие ладони и присел на ступеньку. Я — рядом с
ним. Туман становился все гуще — в нем потонула даже церковь, стоявшая метрах в
двадцати от нас.
Можно было разглядеть только колодец. Я вспомнила слова
хозяйки.
— Она являет Свое присутствие, — сказала я.
— Кто?
— Богиня. Она приняла облик этого тумана.
— Ах, так он говорил с тобой об этом! — рассмеялся
священник. — Ну, я-то предпочитаю называть Ее Девой Марией. Мне это как-то
привычней.
— Что вы здесь делаете? — повторила я. — Как
узнали мое имя?
— Я пришел, потому что хотел тебя видеть. Кто-то из
группы Харизматиков сказал мне вчера вечером, что ты со своим другом
остановилась в Сент-Савене. А это совсем маленький городок.
— Он пошел в семинарию.
Перестав улыбаться, он покачал головой и произнес словно про
себя:
— Как жаль.
— Жаль, что он в семинарии?
— В семинарии его нет, я только что оттуда.
Несколько минут я молчала, припоминая все, о чем думала и
что чувствовала, когда проснулась утром, — где взять денег? как дать знать
родителям, чтобы выслали на дорогу? Но я дала клятву и была твердо намерена
сдержать ее.
Рядом со мной был священник. Когда я была маленькой, то все
свои беды и горести была готова поведать священнику.
— Я измучена, — нарушила я молчание. — Меньше
недели назад я знала, кто я и чего хочу от жизни.
А теперь кажется, будто какой-то вихрь швыряет меня из
стороны в сторону, а я ничего не могу поделать.
— Надо сопротивляться, — ответил священник. —
Это важно.
Эта реплика удивила меня.
— Ничего удивительного, — продолжал он, словно
догадавшись об этом. — Я знаю, что Церкви нужны новые священники, а он был
бы прекрасным служителем Бога. Но слишком уж высока цена, которую ему придется
заплатить.
— Но где он? Неужели бросил меня здесь и уехал в
Испанию?
— В Испанию? В Испании ему делать нечего. Он живет в
монастыре, расположенном в нескольких километрах отсюда. Там его нет. Но я
знаю, где его найти.
От этих слов я приободрилась и повеселела — по крайней мере,
он не уехал.
Но на лице священника не было улыбки.
— Не радуйся прежде времени, — проговорил он,
словно опять прочел мои мысли. — Лучше бы ему вернуться в Испанию.
Священник поднялся и поманил меня за собой. В тумане ничего
не было видно дальше нескольких метров, но он как будто знал, куда идет. Мы
вышли из Сент-Савена той же дорогой, на которой двое суток — или пять
лет? — назад я выслушала рассказ о Бернадетте.
— Куда мы идем? — спросила я.
— Идем искать его, — был ответ.
— Отец мой, я в растерянности, — сказала я по
дороге. — Мне показалось, будто вас печалит то, что его нет в семинарии.
— Что знаешь ты о религиозной жизни, дочь моя?
— Очень мало: что священники дают обет бедности,
повиновения и целомудрия.
Тут я помедлила, соображая, надо ли продолжать, и решила,
что надо:
— И оценивают греховность других, хотя сами совершают
те же самые грехи. Считают, будто знают все о браке и о любви, хотя сами не
женятся. Что грозят нам огнем геенны за проступки, в которых повинны сами. И
представляют нам Бога гневным мстителем, возлагающим на род человеческий вину
за смерть Своего единственного Сына.
Священник рассмеялся.
— Да, ты, что называется, замечательно «подкована» в
этом вопросе. Но я спрашивал тебя не о католицизме, а о духовной жизни.
Я замялась и в конце концов произнесла:
— Точно не могу сказать, но знаю, что есть люди,
которые, все бросив, отправляются искать Бога.
— И что же — находят?
— Вам видней, я же понятия об этом не имею.
Священник заметил, как я запыхалась, и пошел помедленнее.
— Твое определение неверно, — начал он. —
Тот, кто отправляется искать Бога, понапрасну теряет время. Он может пройти по
многим дорогам, примкнуть ко многим религиям или сектам, но этим способом Бога
не обретет никогда.
Бог — здесь, сейчас, рядом с нами. Мы можем видеть Его в
этом тумане, в этой земле, в этой одежде, в этих башмаках. Его ангелы
бодрствуют, пока мы спим, и помогают нам, когда мы работаем. Чтобы найти Бога,
достаточно оглянуться вокруг себя.
Эта встреча дается нелегко. По мере того как Бог будет
делать нас участниками Своей мистерии, все сильнее и сильнее будет наша
растерянность. Ибо Он постоянно просит нас следовать нашим мечтаниям и внимать
голосу нашего сердца. А это — трудно: ведь мы привыкли жить совсем иначе.
И вот, к нашему удивлению, мы понимаем, что Бог хочет видеть
нас счастливыми, ибо Он — наш отец.
— И мать, — сказала я.
Туман стал рассеиваться, и в просвете я увидела крестьянскую
лачугу и женщину, собиравшую хворост.
— Да, и мать, — сказал священник. — Для того
чтобы начать духовную жизнь, не нужно поступать в семинарию, поститься, быть
трезвенником и сторониться женщин.