Дело Томмазо Кампанелла - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Соколов cтр.№ 72

Взвыв и поминутно ударяясь головой об пол, Рохля начал причитать:

– Ох, что же за гниды кругом! Вот ведь, думал, веселый человек, в карты с ним играли. А он – душить. Паспорт этот был сработан узниками во Владимирском централе еще до войны с немцами. Никому верить нельзя, никому! Все обдурить норовят! И Людоед прибьет! Потому и не рассказывал. Каждый, кто овладеет им, получает все преимущества воровской масти: фарт, удачу то есть, работать не будет, а кушать всегда станет сладко! На одном месте держаться долго не станет, потому как бродяга отныне он тюремный. Дома своего у него не будет никогда, но и занудства, тоски, работы тяжелой в его жизни тоже никогда после этого не будет. Лефортово вот такого вот мрачного в его жизни никогда долго не будет. Вот люди, вот сволочи! Ведь ни за что, ни за что же меня чуть не придушил! Хочу – рассказываю, хочу – нет. А фрак бы свой сам и продавал бы! Артист чертов!

– Что ты сказал?! Что ты сказал?! Лефортово мрачного никогда долго не станет?! Занудства, тоски не станет?! – неистовствовал Томмазо Кампанелла.

В эту секунду он выпустил Рохлю из своих цепких рук и в мгновение ока выхватил из кармана паспорт:

– Вот же, смотри! Занудства, тоски, плохого настроения, Лефортово мрачного больше не будет! Вот этот паспорт! У меня он! У меня в руках!

Нищий потрясенно вскрикнул. В дверь стали молотить еще сильнее, уже не один вернувшийся из нужника Охапка, уже присоединились к нему еще много человек, – служки гостиницы, постояльцы из других номеров, всполошившиеся от криков Рохли о помощи.

Все они собрались в узком коридоре с обшарпанными, кое-где ободранными обоями. Среди прочих стояли выскочившие прямо из-за стола хориновский художник Фома Фомичев и его приятель, которые, как мы помним, тоже были в этой гостинице Лефортовского рынка. Послали человека за милиционером, который по случаю как раз зашел погреться и сидел сейчас в одной из комнат на первом этаже.

Пьяный Охапка стоял уже дальше всех от двери – его оттеснили другие постояльцы, поскольку толку от него все равно никакого не было, – и, пошатываясь, говорил:

– Фабрика к чертям собачьим пошла. Все свои работы этой ночью к чертям собачьим послали. Никому до фабрики дела больше нет. И слава богу!.. Фрак Томмазки продали – и пьем-гуляем. Номер… Номер сняли. У метро – сигареты. Бесплатно раздают!.. А этот – отнял, а теперь его бьют. И правильно бьют. Не будет болтать больше. Особо посвященного из себя строит. А сигарету отнял. И жульничал. И в карты подсматривал.

– Рохля, открывай! – закричал Охапка во всю глотку. – Открывай, чертов нищий! Эта ночь – особенная! А ты… А ты!.. – он так и не нашелся, в чем обвинить нищего, и проговорил, впрочем, уже более спокойно:

– Надо напряжение раскручивать. Пару сейчас надо наддать. Увеличить давление, уголь в топки подкинуть. А он – заперся…

Пошатнувшись, Охапка прислонился к обшарпанной стене. Фома Фомичев похлопал его по плечу:

– Не спи! Ночь впереди длинная.

– Не-ет!.. Я не сплю, – откликнулся Охапка. – Мне еще пить и пить. Только вот куда дружок мой, Николай, подевался?.. Где же мне его разыскать?.. Я же с ним на сегодня договорился… А с этим я больше пить не буду. Он Томмазку обманул. Обещал рассказать, а не рассказал!

Тем временем, номерная дверь трещала, но пока никак еще не поддавалась напору атаковавшей ее кучки людей. Как назло выяснилось, что милиционер из гостиницы уже успел уйти.

За дверью номера, располагавшегося под самой крышей гостиницы, в эту секунду происходило следующее…

– А сейчас проверим, дает ли он, действительно, фарт! – с этими словами Томмазо Кампанелла, который уже накинул пальто, вспрыгнул на какой-то старый стол, стоявший в углу, и в мгновение ока отодрал какую-то фанеру, которой было заколочено оказавшееся за ней маленькое оконце. Судя по всему, под самой крышей. Оконце это выходило на крышу другого дома, шедшую чуть ниже. Ярко светила полная луна и лучи ее тускло отражались в кровельной жести.

– Помни… Помни еще, дурак, что всяк, у кого этот самый тюремный пачпорт в кармане задержится – в тюрягу… В тюрягу попадет! А ежели, пока ты в тюрьме сидишь, пачпорт твое имя носит, ежели не найдут его и себе не заберут, – пачпорт тебя из тюрьмы вызволит. Выйдешь из тюрьмы вскорости опять на свободу! Опять на свободе гулять станешь! Как и не садился! – кричал вслед Томмазо Кампанелла, вылезавшему на крышу через узкое окошко, нищий. – Но помни, помни еще: коли нет, коли не сохранится, пока ты в стенах тюремных за тобой этого особенного пачпорта, – станешь гнить в камерах без всякого срока. Никогда тебе свободы и солнышка яркого не увидеть. Никогда! Так и знай! До самой своей смерти! Только смерть тебя уже от тюрьмы освободит.

Но Томмазо Кампанелла уже почти вылез из окошка, и если бы не зацепился своими длинными, не по размеру, брюками за какой-то гвоздь, если бы не треснула громко брючина, – уже бы и бежал давно по крыше! Неясно было, слышит ли он то, что выкрикивает ему вслед нищий, а если и слышит – не пропускает ли в горячке своего бегства мимо ушей.

Меж тем Рохля еще и не успел всего сказать, еще продолжал он кричать вслед обидевшему его беглецу:

– А ежели не сбережешь пачпорт, ежели потеряешь его где, когда ты с ним на воле, – встать тебе в этом месте на вечном якоре, покудова вновь этот тюремный пачпорт не разыщешь и к себе в карман не вернешь!..

От обиды, от того, что сбежал от него Томмазо Кампанелла, нищий наконец разрыдался. Целый вечер он чувствовал себя королем положения, все больше и больше напускал тумана вокруг тюремного паспорта, и вот все кончилось так обидно – Томмазо Кампанелла принялся его душить, бросил его здесь. А нищий рассчитывал просидеть здесь в хорошей компании до самого утра. Сейчас его выгонят отсюда…

Тут с шумом отворилась поддавшаяся наконец дверь, но ворвавшиеся в каморку люди увидели лишь рыдавшего нищего на полу, который держался за свое сдавленное горло, да ногу беглеца в лаковом ботинке, ускользавшую через окно куда-то в темную ночную бездну. В Лефортово, в московский Ист-Энд. Да еще луну, пожалуй, увидели – полнехонькую и такую яркую, что слепило глаза.

– Что здесь происходит?! – потрясенно произнес Фома Фо-мичев, который ворвался в каморку первым.

Из-за спины его выглядывали несколько разбуженных и примкнувших к собравшемуся в коридоре народу торговцев овощами с Лефортовского рынка, пожилой гостиничный вахтер, какая-то старушонка, неизвестно что здесь делавшая, но державшаяся крайне бойко.

– Беглеца-то поймать бы надо! – проговорила она писклявым голосом.

– И растворился в московском Ист-Энде! – проговорил Фома Фомичев, который слышал про Ист-Энд все от того же Томмазо Кампанелла.

– Давай, убирайся отсюда! – велел нищему пожилой вахтер. – Одни скандалы от твоих дружков! Чтобы духу вашего через пять минут здесь не было! Скандалы да драки… Алкоголики чертовы!

– А моя доля? – возмутился нищий, памятуя о том, что помог уговорить Томмазо Кампанелла продать фрак, а главное – хорошие наручные часы совсем дешево. Золотые.