Игуана - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Миронов cтр.№ 118

– Господи ты боже мой, Аллах всемогущий, Иисусе Христе? – прошепелявила Марфа беззубым ртом. Зубы мокли в серебряном стаканчике у неё в изголовьи.

– Я ж в камере… Ох-хо-х, грехи наши тяжкие.

Она с трудом переместила свое гигантское тело, упруго оттолкнувшись могучей ягодицей от стены, и повернулась на бок. Стоило это огромных усилий, аж вспотела. Увы, ничего более интересного, чем гигантская, сделанная на заказ параша и такое же огромное биде напротив «шконки», на которой до вселения в камеру спало 24 заключенных женщины, она не увидела.

Когда её арестовали (все чин чинарем, санкция прокурора) и привезли в новую женскую тюрьму улучшенной планировки, она ещё удивилась, насколько эта новая тюрьма «культурнее» и Бутырок, и Владимирского централа, и Ярославской пересыльной. Потолок, пол – все чисто покрашено, ни сырости, ни духоты. Но, тут уж администрация через себя не перепрыгнет, – в камере до 30 бабенок. И сразу возникла проблема, – если Марфе спать стоя, то другим бабам даже к параше не подойти, да и не выдержит она стоя, начнет падать – задавит насмерть. Пришлось стоя спать 16 бабенкам, а Марфу положили в притык к спящим 8 наиболее матерым зечкам. Так она ночью каким – то чудом повернулась на бок и насмерть задавила смотрящую по камере. Пришлось принимать меры. Причем что характерно: Марфа сразу предлагала, чтобы ей выделили отдельную камеру – за её счет. Не захотели, потрохи сучьи, идти на привилегии, – вот им первый «шнур», – за убитых администрации отвечать приходится. Опять же поход Марфы на общую камерную парашу плохо кончался. Ну, не будем вдаваться в физиологические подробности. Но жить с ней в камере неизвестно какое время (у некоторых по два года уходит на СИЗО, пока суд да дело, тут с такой тушей точно загнешься), казалось невыносимо. Узницы грозили бунтом. Марфа предлагала любые деньги на дальнейшее обустройство этого места лишения свободы.

И вот результат. Бабенок уплотнили в других камерах. А Марфа с тех пор – одна. Кинула на лапу всем, от младшего контролера до зам по режиму в результате коврами завесили стены, установили сделанные по спецзаказу парашу я биде, и еду ей доставляю в камеру – из дома, где готовит её личная повариха.

Пришлось дать и зечкам: без них Марфе было бы трудно осуществить свой утренний туалет. Ну, а у зечек были еда, чифирь, табак, марафет, шмотки, и вообще, все, что захотят, так что ещё очередь в соседних камерах выстраивалась (шутка; ходили по очереди, но вне зависимости от желания; заработанное «на Марфе» делилось на всех), чтобы Марфу «на стульчак» сводить.

К 7.30 все самое тяжелое было позади. Марфа полулежала, полусидела на специально сделанной для неё «шконке», застланной турецкими коврами, облокотясь на ковровые подушки, и ела рахат-лукум и шоколадные конфеты, – свои любимые – вишенки в шоколаде. Время завтрака ещё не наступило. Его подвезут из дома часам к 8.

На допросы её пока не вызывали. «Маляв» – записок с воли, не было. Говорят, полковник Патрикеев, хотя они ему и не подчинялись, собрал всех вертухаев во главе с начальником тюрьмы, и сказал:

– Можете кормиться с руки, сколько влезет, и сколько совесть и гордость позволят; разрешаю, если разрешит начальник тюрьмы, давать ей все, что попросит. И если после суда, когда она либо по этапу пройдет, либо по амнистии освободится, у вас у всех появятся личные «Жигули», – не стану требовать служебного расследования. Но если хоть одна «малява» с воли придет к ней, или от неё на волю, вы проклянете тот день, когда дали слабину.

Контролеры знали, что – Марфа – «Посадница» сидит «за» Патрикеевым.

И спорить не стали.

«Маляв» не было.

И Марфа терялась в догадках, – что известно следствию? Раз не удалось адвокатам освободить даже под залог в миллион долларов, значит у следствия против неё вагон и маленькая тележка. Надо сидеть, ждать чудес.

Главное чудо, на которое рассчитывала Марфа, – это амнистия по возрасту.

Главное, что могло помешать осуществлению этой её мечты, – то, что статьи за ней были, по слухам, серьезные. То есть она и сама знала, что создание преступной группировки, заказ убийств, организация убийств, организация крупных ограблений, край, хищений, контрабанда – в особо крупных размерах, торговля «живым» товаром, участие в сделках и обмен караванами с крупнейшими наркодельцами, – все это тянет и на «высшую меру». Но женщин у нас не расстреливают, на смертную казнь у нас мораторий, а женщин старше 80 – амнистируют. Вот она сидела, и ждала чуда.

А тут и завтрак принесли. Точнее привезли на тележке. И сделала это одна из самых вредных вертухаек, Лизка, баба подлая, но ладная, так что с ней у Марфы нет хлопот. Рахат-лукумом не наешься. Пора и позавтракать.

7.47 Манефа Разорбаева несчастная дочь Марфы, точнее – её душа, глядела сверху на землю и радовалась, как ухожена её могилка, как складно распорядилась наследством её вторая дочечка Верочка. И душе было хорошо.

7.50 Верочка Пелевина проснулась как всегда в 7.45. Умылась, причепурилась и встала к плите готовить завтрак на пятерых.

Внимательный читатель может спросить – чего это на пятерых, когда у неё семья – она одна и муж? Дело в том, что Верочка и её муж – адвокат решили удочерить трех дочек, сирот, оставшихся после трагической гибели Татьяны Большаковой. Верочка оформив опекунство, закрепила за девочками их квартирку, все по закону, а до совершеннолетия взяла их жить к себе тем более, что в органах прокуратуры прошла квартирная рокировка – некоторым генералам улучшили жилищные условия, – вместо двух дали трехкомнатные, а вместо трехкомнатных в Бирюлево и Коньково дали трех и четырех комнатные на Тверской – Ямской, в Малом Гнездиковском, в Глинишевском переулке и на улице 1905 года. Одну из высвободившихся трехкомнатных хотели выдать и Верочке – в поощрение и с учётом её гуманного поступка. Но тут подвалило наследство. Так что – переехали, и теперь привыкали друг к другу. Верочка уже знала, что одна девочка не любит манную кашу, вторая – гречневую, третья – пшенную. Подумав немного, она отварила картошки и порезала большую жирную селедку. Вроде, простое решение, а оригинальное.

В прокуратуре её особенно сильно уважав не потому, что она раскрыла два сложно раскрываемых ограбления с убийствами, а за то, что от трехкомнатной халявной квартиры отказалась. Это было тоже ново и оригинально, мало ли что, наследство получила. Сейчас по закону можно и три квартиры иметь. Одну бы сдавала, в другой жила. Ишь, какая, честная, так что с одной стороны уважали, а – с другой не очень. Выходило обратно, что она – лучше всех. А народ этого не – любит.

Теперь в одной комнате жили девочки, – спали, делали уроки, в другой – была спальная Верочки с мужем, а третью (муж так мечтал о кабинете, но это уж потом, когда девочки подрастут) выделили под общую гостиную, – где смотрели телевизор, делали уроки, читали, разговаривали. Надо было привыкать друг к другу. А квартирку Татьяны Большаковой сдавали, а все деньги шли на счет девочек.

Наверное, уязвимое решение. Но Верочка вот так решила. Ей виднее.