«Сейчас много пишут об особой бдительности чекистов, об их поразительном умении раскрывать заговоры. Главный метод сыска был предельно прост, посадить как можно больше первых попавшихся и начинать их допрашивать, в надежде, что авось обнаружится какая-то неожиданная ниточка. Угрожали напуганным людям, говорили, что «о заговоре мы знаем, но нам хотелось бы выяснить с вами некоторые подробности». И люди, иногда ни в чем не повинные и лишь отдаленно что-то слышавшие, выбалтывали. Иные, слабые, признавались в несуществующих грехах. Тогда открытые суды с робкими защитниками и грозным прокурором Крыленко устраивались редко, и редки были приговоры на столько-то лет. Из тюрем было два выхода: либо к стенке, либо на свободу, Наверное, большую часть все же выпускали; так посадили, а потом выпустили артистов Станиславского, Москвина, художника Нестерова, академика Вернадского...
Получили широкое распространение так называемые «засады». В квартиру, казавшуюся подозрительной, забирались чекисты и оставались там дежурить, никого не выпуская, а тех, кто заходил, задерживали. Так посетители, иногда совершенно случайные, попадали, как рыба в вершу; мог попасть священник с причтом, молочница, татарин — старье-берем, приятель сына, подруга дочери. Дня через три засада снималась, чекисты уходили, отпустив большую часть задержанных на все четыре стороны, а иных забирали с собой». (Поразительно — опять же — другой город, несколько другое время, а как похоже на «формирование» «Заговора Таганцева»!)
«Большое значение имели хлопоты, — вспоминает далее князь С. Голицын, приводя еще одну типичную для той поры примету времени, о которой мы еще вспомним в связи с анализом «Дела № Н-1381». — Надо было найти ход к какому-либо видному коммунисту и постараться убедить его в невиновности арестованного. И нередко благодаря своему авторитету этот коммунист, или хорошо знавший ходатая, либо самого арестованного, или только одним ухом слышавший о нем, снимал трубку — и вскоре заключенный выпускался на свободу. Таких коммунистов называли «ручными»... Система хлопот действовала с начала революции до середины тридцатых годов. Но .все это касалось арестованных, более или менее невиновных» (с. 24-25).
III. На весах чекистской Фемиды...
Что такое быть «виновным» или «невиновным» перед советской властью, перед революцией, которую были призваны защищать органы ВЧК? Были ли виновны хоть в чем-либо расстрелянные по «таганцевскому заговору» Н. И. Лазаревский или князь Ухтомский? Беру фамилии наугад — они стоят рядом в списке расстрелянных по постановлению Президиума губернской чрезвычайной комиссии от 24 августа 1921 г. Кто такой Ухтомский Сергей Александрович, 1886 г. р., уроженец Новгородской губернии, ассистент художественного отдела Русского музея? В чем провинился скульптор, кроме своего происхождения, перед своими соотечественниками? В обвинительном заключении сказано: доставлял Петроградской боевой организации для передачи за границу «сведения о музейном деле и доклад о том же для напечатания в белой прессе». В голове не укладывается, как нормальные психически люди всерьез могут приговаривать к смерти человека за такие вот «преступления».
А если к этому добавить, что статья С. А. Ухтомского «Музей и революция», не содержавшая ни слова лжи, была единственным реально обнаруженным сотрудниками Генеральной прокуратуры России «обвинительным» материалом в деле, по которому проходили десятки расстрелянных? Как тогда постичь запредельную логику?
Я еще вернусь к одному из сфальсифицированных дел («Комитет боевой организации»), составивших «большое дело» под названием «Петроградская боевая организация». Пока же, забегая несколько вперед, замечу, что статья С. А. Ухтомского фигурировала в нем с первых мгновений. Дело в том, что 31 мая 1921 г. уполномоченный Петроградской губчека Александров в рапорте в Президиум Петроградской губчека сообщил об убийстве на финской границе в ночь с 30 на 1 мая 1921 г. Ю. П. Германа, у которого были, якобы, обнаружены «по тысяче экземпляров листовок с заглавиями»:
1. «Граждане» — о расстрелах коммунистами лучших рабочих, — подписаны «Боевой комитет»;
2. «Крестьяне, комиссары отбирают у вас хлеб, обещая отдать, но не отдают, а платят пулей» — подпись «Народный комитет»;
3. «Ко всем» — «Большевики распинают Россию...» Кроме того, у него обнаружена почтовая переписка, списки районов с объяснениями, порядок связи, статья «Музей и революция», письмо от 20.02.21 в Гельсингфорс на имя Гримма Д. Д....»
В справке по этому делу Генеральной прокуратуры РФ отмечено: «Указанные документы в деле отсутствуют, кроме статьи «Музей и революция».
Неужели на основе одной (пусть даже и содержащей критику в адрес Советской власти — за хулиганское отношение победившей революции к музеям и музейным ценностям) статьи Сергея Александровича Ухтомского было сфабриковано все дело о никогда не существовавшей «Петроградской боевой организации», были расстреляны и осуждены к длительным срокам лишения свободы и ссылке сотни ни в чем не повинных людей? Приходится допускать и такую возможность, ведь если бы, кроме выбитых пытками самооговоров арестованных, у следователей Петроградской губчека были хоть какие-то документальные материалы, они непременно нашли бы отражение в деле. Но их нет...
Что же касается самого Ухтомского, то чекистам показалось мало обвинить его в написании научной музейной статьи или, как сказано в деле, «доклада о состоянии музеев в Советской России». Поскольку к делу постепенно были подключены сотни людей, найти среди них тех, с кем хотя бы шапочно был знаком Ухтомский, для трудолюбивых петроградских чекистов не составило труда. И в обвинительное заключение вошли слова о «порочащих» Ухтомского «преступных связях» с проходящими по делу о «Петроградской боевой организации» Таганцевым, Поповым, Козловским. И все-таки основное обвинение, как сказано в справке Генеральной прокуратуры России, — «расстрелян по постановлению Президиума ВЧК от 24.08.21 г. за написание доклада о состоянии музеев в Советской России». Красивое, конечно, обвинение, ничего не скажешь... Впрочем, время было такое, что за красотой обвинительного заключения не гнались. Помните, как писал поэт-че- кист тех лет:
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!!».
Ну, а коли хочется, и власть есть, за чем дело стало — черкнули.
История с князем Ухтомским даже до этого момента представляется трагически парадоксальной, фантасмагорической. Но это еще не все... Есть основания полагать, что расстреляли его не только за маловероятное знакомство с не совершившими никаких преступлений людьми, проходившими по делу «Петроградской боевой организации», но и за вымышленное родство с подозреваемым в контрреволюционной деятельности другим Ухтомским — Константином.
Это могло бы показаться историческим анекдотом, если бы не имеющиеся в делах материалы.
Показательно, что Ухтомский С. А. был «подстегнут» к сфабрикованному делу «Курьеры Петроградской боевой организации». Поскольку такой организации не было, то, естественно, у нее не было и быть не могло никаких курьеров. Просто группу людей, вину которых доказать не представлялось возможным, обвинили в знакомстве с теми псевдоучастниками псевдоорганизации, которые «признали свою вину». А поскольку обвиняемые по делу «Курьеры ПВО» с ними, будучи знакомы, встречались, их и представили как «курьеров». Якобы при встречах они передавали контрреволюционные материалы. Парадокс же в том, что, как подчеркивают готовившие дела к реабилитации российские прокурорские работники, «доказательств совершения ими какого-либо противоправного деяния в материалах дела не имеется».