— Чайка? — язвительно спросила Алина, имея в виду убитую птицу.
— Да, — кивнул Ефремов. — Нина Заречная. А вечером позвонили с телевидения и предложили вести передачу “Дом и семья”.
— А это как, много времени занимает?
— Это занимает все время.
— Нет, что вы, я не могу, я в театре…
— Подумайте.
На читку “Чайки” Алина не пришла. Она отправилась на телевидение…
— Ну я готова. Идем? — окликнула она Казанцева.
— Идем, — вздохнул тот.
— Ты меня подбросишь?
— Аск.
— Впрочем, не надо, — спохватилась Алина, — я сама.
Она испугалась, что если Саша окажется на телевидении, то к президенту он сегодня не пойдет. И вообще никогда не пойдет.
— В десять я позвоню, не выключай мобильник, — предупредила она.
— Я сам позвоню.
— Не выключай, договорились? Саша снова шумно выдохнул:
— Договорились.
Питер
При входе в метро тяжелая стеклянная дверь-качалка больно ударила Дениса по ноге, и он понял, что сегодня “день уродов”. Есть такие дни в жизни каждого из нас, когда с самого утра все не так и все встречные кажутся, мягко говоря, некрасивыми.
Подтверждения этого печального открытия не заставили себя долго ждать. В очереди в кассу (дурак, поленился купить проездной вчера вечером без очереди!) перед Денисом оказался обладатель оттопыренных волосатых ушей и засаленной вязаной кепки. Мало того что от него попахивало смесью перегара и лука, так этот гаденыш ухитрился еще явственно испортить и без того отравленный миазмами воздух.
— Мужик, ты бы дышал через раз и не всеми дырками сразу, — саркастично сказал Денис.
Мужик даже не обернулся.
Ну вот! Теперь еще и у кассирши на лице обнаружилось созвездие каких-то бородавок. А ведь неделю назад, в “день симпатяг”, они показались ему оригинальными родинками, настоящими “изюминками”.
Денис ступил на ползущую вниз гусеницу эскалатора, готовясь к встрече с новыми проявлениями неудачного дня. Как убого одеты все в этот ранний час. Естественно! Ведь первыми поездами едут люди, не обремененные успехом, достатком и вкусом. Все эти “саут полы”, “гэпы” и “адидасы” на заспанных горожанах явно китайско-турецкого происхождения. Оттого-то одежда сидит мешковато и выглядит, словно “Волга” с мерседесовским значком на капоте.
Он попытался понять, что повергло его в пучину мизантропии.
Скорей всего, раннее вставание. Он не привык подниматься в такое время. Раньше Денис Хованский жил на Большом проспекте Васильевского острова и протирал штаны в неком “ящике” на Голодае, позволяя себе вставать за полчаса до начала рабочего дня и пешком успевая добраться до родной проходной к моменту появления в ней комиссии по опозданиям. Потом началась перестройка, “ящик”, работавший на казахские и украинские оборонные заводы, начал “рассыхаться”, и вскоре его тихо акционировали и превратили в оптовый склад тампаксов и памперсов. Денег от аренды хватало только руководству, и пришлось Денису выбирать новую стезю в жизни. Он немного покрутился в фирме, варившей двери и решетки, недолго почелночил в Польшу, все потерял, развелся с женой, разменял свою двухкомнатную на Васильевском и оказался в бетонной однокомнатной коробке на окраине нового микрорайона Северный.
И вот теперь Денис первым поездом ехал на новую работу — в отдел рукописных памятников в Пушкинском Доме, где он был реставратором книг и рукописей. Ему нужно отснять до прихода старшего реставратора несколько раритетных тисненых кожаных обложек, чтобы потом сделать с них копии для частной библиотеки одного “нового не очень русского”. Денис прощупал через мягкую стенку сумки пленки и фотоаппарат — не забыл ли?
Он успел вскочить в последний вагон. На сиденьях устроились около десятка пассажиров, сразу же удобно привалившихся головами к металлическим поручням около дверей, в надежде доспать. Но Денис не думал садиться. Он принципиально ездил в метро стоя, чтоб не испытывать затруднений при появлении пожилых дам — признать их возраст или обидеть невниманием всегда было для него мучительным выбором. Да и сидячий образ жизни требовал какого-то разнообразия хотя бы в дороге. У него было любимое положение в поездках — стоять, прислонившись к переходной двери спиной по ходу движения. Так можно было, не держась, читать книгу в “дни уродов” или время от времени поглядывать на попутчиков в “дни симпатяг”. Но сегодня его место оказалось занято — какая-то девица поставила к двери виолончель в футляре, придерживая его за ручку. Денис вздохнул и поплелся через весь вагон по скользкому после ночной уборки полу к противоположным дверям. В середине пути ему пришлось обойти безногого инвалида в голубом берете и камуфляжной куртке. Его везла на коляске, бесцеремонно наезжая на ноги пассажиров, одутловатая бабенка-прилипала, которая явно получала плату в конце дня исключительно натурой. Громкие призывы помочь воину-”афганцу” не встретили сочувствия — сострадание граждан дремало вместе с ними, — и попрошайки пристроились у дальнего выхода, чтоб перейти на остановке в следующий вагон.
"Ничего-то им и там не светит”, — подумал Денис.
Он отвернулся и стал смотреть сквозь процарапанную в краске дверного стекла дырочку на огни, убегающие в темноту тоннеля, словно его, Дениса, годы, и даже начал было считать их, когда они вдруг разом погасли, а сам он полетел спиной вперед сквозь темноту. Полет продолжился стремительным скольжением по влажному полу вагона и оборвался громким хрустом и каким-то звенящим стоном, после чего исчезло все…
Москва
Из упаковки снова пропала банка пива.
Володя досадливо пожал плечами. Ну надо, так надо, он вообще-то не против, хотя пиво это ему самому очень нравилось.
Давно, когда еще работал, он привез целую упаковку из Мексики. Двадцать пять литровых банок. Он просто влюбился в этот терпкий, горьковатый напиток именно там, в Мексике, хотя до этого пробовал и немецкое пиво, и чешское, и американское.
Вообще-то это раньше была его профессия — любить пиво: еще полгода назад Володя был пивным дилером. Это, наверное, про него ходил анекдот — встречаются два школьных приятеля, один бизнесмен, упакованный под завязку, другой научный сотрудник в рваных джинсиках. И вот ученый у бизнесмена спрашивает: “Вася, объясни, как это так — я в школе побеждал на всех математических олимпиадах, получил золотую медаль, меня в МГУ взяли без экзаменов, а ты был двоечник, а теперь ты богатый, а я — бедный. Как тебе удается?” “Понимаешь, братан, — отвечает бизнесмен, — все очень просто. Я еду в Германию, покупаю бочку пива за тысячу марок, а здесь продаю ее за три тысячи. Вот на это и живу”.
Володя именно так и начинал, но потом таких “математиков” стало в России пруд пруди, надо было суетиться, чтобы выжить в пивной конкуренции, и Володю забросило аж в Мексику, где он и нашел вот это замечательное пиво. Он тогда собирался раскручивать его на российском рынке, но потом с работой пришлось расстаться.