Сон с четверга на пятницу - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Грановская, Антон Грановский cтр.№ 62

Прошло еще несколько секунд, прежде чем Настя осознала, что вернулась в жуткий мир, лишивший ее мужа и сына.

— Нет! — крикнула она тогда и попыталась встать с кушетки. — Нет, не хочу!

Гуськов положил ей руку на грудь и надавил, заставляя Настю снова лечь.

— Все в порядке, — сказал он доброжелательным голосом. — Вы спали, а теперь проснулись.

Настя заплакала.

— Ну-ну-ну… — Гуськов улыбнулся и погладил Настю ладонью по щеке. — Все будет хорошо. Сейчас мы немного поговорим, а потом я отведу вас в палату.

— Не хочу в палату… — со слезами в голосе произнесла Настя. — Не хочу в палату.

Она заплакала пуще прежнего, и в слезах ее было столько горя и отчаяния, что, казалось, в лице Гуськова на мгновение что-то дрогнуло.

Настя видела его лицо как в тумане. Она чувствовала горячие слезы, льющиеся по ее щекам, слышала свой голос, но на всем этом был налет нереальности, кошмарного полусна, однако сознание быстро возвращалось к ней, и мир, в котором Алексей был жив, быстро отдалялся, уплывал, словно чья-то невидимая рука стирала его из памяти Насти.

— Нет! — крикнула она в отчаянии. — На надо!

Гуськов присел на край кушетки и наклонился к ней.

— Ну-ну-ну… — снова ласково проговорил он. — Все хорошо.

На верхней губе Гуськова поблескивали крошечные капельки пота. А когда он улыбнулся, Настя увидела на его зубах желтоватый табачный налет, а ее ноздри уловили запах пота и дорогого лосьона после бритья.

Настя хотела поднять руку и оттолкнуть его, но рука не подчинилась.

— Что?.. — хрипло произнесла она. — Что происходит?

— Я пристегнул ваши руки к бортикам кушетки, — все с той же сочувственной улыбкой сказал Гуськов. — Это для вашей же безопасности.

— Вы… — Настя сглотнула слюну. — Вы не имеете права меня тут держать.

Гуськов взял в руку ее пальцы, поиграл ими задумчиво, а потом вдруг сжал. Настя вскрикнула.

— Вам придется рассказать мне все, что вы знаете, — с улыбкой сказал Гуськов. — Иначе я сделаю вам еще больнее. Намного больнее.

Продолжая сжимать ее пальцы левой рукой, начальник охраны положил правую руку ей на бедро.

— Я не злодей, — проговорил Гуськов, глядя ей в глаза. — Я просто делаю свою работу.

Рука его скользнула выше, под полу ее халата. На секунду рука замерла, а затем передвинулась еще выше. Настя застонала. Лицо Гуськова слегка порозовело, глаза заблестели неприятным сухим блеском. Его пальцы сдвинулись под халатом у Насти и через секунду грубо и бесцеремонно проникли ей в лоно.

— Нет… — простонала Настя. — Пожалуйста, не надо.

Гуськов вынул руку из ее промежности и поднес ее к своему лицу. Ноздри его слегка дрогнули, а в глазах застыло выражение блаженства.

Он снова посмотрел на Настю и вдруг уловил в ее взгляде не страх или отчаяние, а презрение и брезгливость. Словно она смотрела не на своего мучителя, от которого зависело само ее существование, а на грязного пьяницу, который клянчил у нее сто рублей на опохмел.

Гуськов чувствовал, что в недрах этого хрупкого женского тела прячется стержень, который ему не согнуть и не сломать, как бы он ни кричал и ни размахивал кулаками. Прежде, в ту пору, когда Гуськов работал в тюрьме, ему уже приходилось видеть такой взгляд. И он не сулил ничего хорошего.

Пожалуй, тут помогло бы какое-нибудь особое средство, какой-нибудь медицинский препарат, что-нибудь такое, что вызывает сильную боль или заставляет человека говорить правду помимо его воли.

Гуськов покосился на доктора. Тот лежал на полу без сознания и был совершенно бесполезен.

«Все всегда приходится делать самому», — сокрушенно подумал начальник охраны. Он посмотрел на Семенова. Тот сидел на своем стуле с отрешенным видом, но и в этой отрешенности Гуськов разглядел что-то подозрительное. Даже не разглядел, а почуял, как главари банд, повадками напоминающие хищных умных зверей, чуют возможное предательство.

— Слышь, Семенов, — окликнул Гуськов своего помощника. — Пойдем-ка перетрем!

Он поднялся с кушетки, глянул на Настю и сказал:

— Лежите молча, Анастасия Сергеевна, иначе быть беде.

Семенов уже поджидал его у двери. Гуськов легкой пружинистой походкой двинулся к нему. Оба вышли в коридор. Начальник охраны достал пачку сигарет, протянул Семенову:

— Угощайся.

— Здесь же нельзя, — пробасил охранник.

Гуськов усмехнулся.

— Ох, Ваня, мы с тобой уже столько всего натворили, что от одной сигаретки хуже не станет. К тому же никто не увидит. Пациенты дрыхнут по палатам, доктора ты отправил в глубокий нокаут. Бери, не стремайся!

Семенов не стал возражать. Они закурили.

— Ну? — проговорил Гуськов, исподволь разглядывая охранника.

— Чего? — не понял тот.

— Что ты хочешь мне сказать, Ваня? Я ведь по глазам видел, что хочешь.

Тот пожал мощными плечами:

— Да ничего.

— Да не менжуйся ты, Ваня, будь мужиком. Хочешь что-то сказать — говори. Я же свой, я пойму. И орать не буду, обещаю.

Семенов сдвинул брови.

— Знаете, шеф, — неуверенно произнес он, — не мне вам указывать, но слишком уж вы цацкаетесь с этой шмарой.

— Шмарой? Ты про кого?

— Да про эту Новицкую. Все «вы» да «вы». Как по мне, так надо стянуть с нее штаны и…

— Тише, Ваня, — прервал его Гуськов. — Тише. Ты ведь о женщине говоришь.

Семенов внимательно посмотрел на босса, пытаясь понять, иронизирует тот или нет. Решил, что иронизирует, и снова расслабился.

— Будь моя воля, я бы ей вставлял каждое утро, — сообщил он начальнику. — Давал бы ей заряд бодрости на весь день.

Начальник охраны улыбнулся, но в его улыбке появилось нечто такое, что делало ее похожей на оскал и чего Семенов по ограниченности своей не заметил.

— Ох, Ваня, умеешь же ты веселить! Значит, вставил бы ей? — задорно уточнил Гуськов.

— Вставил бы, товарищ майор! По самые гланды! Так, чтобы заверещала, как полицейская сирена!

— Как сирена! — засмеялся Гуськов.

— Так точно!

Гуськов зашелся смехом. Семенов тоже. Пару секунд оба хохотали, причем Гуськов так сочно и смачно, что у него из глаз выступили слезы. А потом, внезапно оборвав смех, словно сухую палку переломив, Гуськов резко ударил помощника кулаком в живот. Тот ойкнул и согнулся пополам. Вторым ударом Гуськов сбил его с ног, а потом изо всех сил пнул ботинком по ребрам.

— За что, шеф? — прохрипел Семенов, лежа на полу.

— Я бы тебе объяснил, но ты все равно не поймешь.