Последовал обязательный обмен дипломатической белибердой, руританские иностранишки позорно взвыли, и Скотланд-Ярд отправил на Боскобел-Плейс двоих констеблей. Те постучали дубинками по ограде и велели протестующим разойтись. А для наших команчей шлем бобби — отличная мишень. Лошадиный же навоз на лондонских улицах встречается в изобилии.
Так что уже через три дня лагерь возле посольства превратился в настоящее поле брани. Мы с Мориарти время от времени наведывались туда и смотрели, как идут дела.
Во время одной такой прогулки по-орлиному зоркий профессор углядел в окне первого этажа чью-то физиономию:
— Запт.
— Можно укокошить его прямо отсюда, — вызвался я. — у меня в кармане револьвер, выстрел не из простых, но я справлюсь.
Голова Мориарти качнулась из стороны в сторону: он просчитывал все возможности.
— Нет, его просто-напросто заменят кем-нибудь другим. Запта мы знаем в лицо, а следующий шеф тайной полиции, возможно, предпочтёт не появляться на публике.
Моя правая рука прямо-таки зачесалась. Соблазн был велик.
Что, если вытащить револьвер и пальнуть, исключительно забавы ради, и пусть весь план катится к чертям? В гибели Запта обвинят какого-нибудь бородатого анархиста, мало ли их тут околачивается.
Иногда в голову приходит такая заманчивая идея, что устоять просто невозможно.
На моём запястье сомкнулись костлявые пальцы Мориарти. Весьма болезненное ощущение.
Глаза профессора блестели. Тот самый взгляд кобры.
— Моран, не совершайте подобной ошибки.
Больно. Чрезвычайно больно. Мориарти знал, где и как надавить, — мог лёгким нажатием сломать кость. Наконец он выпустил меня.
Профессор улыбался редко и лишь для того, чтобы припугнуть очередную несчастную жертву. А когда я впервые услышал его смех, то испугался: не принял ли он смертельную дозу яда, — настолько это кваканье сквозь зубы походило на предсмертные судороги. В тот день статья в «Таймс», о данной Чёрным Михаэлем клятве освободить пушечных сироток из Зенды, вызвала у него беспрецедентные содрогания и хихиканье.
«Что ж, пожелаем ему удачи в поисках, — потешался профессор, заламывая руки на манер богомола. — Сам герцог сделался нашим союзником, великолепно. Хотя надо признать, сочувствие несуществующим сироткам выразила и королева Виктория».
В окнах посольства что-то сверкнуло. Я схватился за револьвер.
— Фотографический аппарат, — пояснил Мориарти. — Запт верен своему хобби.
Вместо Запта в окне теперь торчала фотокамера. Но мы с профессором заблаговременно подняли воротники пальто, как бы защищаясь от ветра.
— Полюбуйтесь, Моран: шеф тайной полиции желает знать своих врагов в лицо. У человека подобной профессии их должно быть немало.
— Но почему Запт в Лондоне? Ему разве не следует гонять бомбистов у себя дома?
Мориарти задумался.
— Если верить мисс Адлер, у Запта здесь более важные дела.
— Дела?
— Долой Чёрного и да здравствует Красный! Но Эльфберги на другом конце Европы. Так что внимание полковника сосредоточено на более тонких материях.
— Женщина?
Профессор пожал плечами.
— Старый козёл, видимо, надеется затащить её в постель, посулив снимки, — предположил я. — Готов биться об заклад, он каждую ночь вынимает их из сейфа и любуется в своё удовольствие.
— В этом случае она бы к нам не обратилась. Судя по всему, мисс Адлер не очень-то любит делиться. И всё же согласилась расстаться с половиной вырученных денег.
— Но, Мориарти, у неё не было выбора. Кто ещё устроил бы для неё такое?
— Очевидно, только мы, Моран, — промолвил профессор и скрипнул зубами.
Потом он потянулся за часами. За все годы, что я помогал Мориарти, ни разу на моей памяти профессору не пришлось их доставать — так что самого хронометра я так и не увидел. Ведь всё и всегда происходило точно по расписанию. Новоиспечённые подчинённые быстро выучивались следить за временем, в противном случае им грозили очень серьёзные неприятности.
Не успел Мориарти дотронуться до болтавшейся на впалой груди цепочки, как Фэнни Замарашка вылетела из толпы и пнула полисмена.
Фэнни полных два десятка лет изображала десятилетнюю обездоленную сироту. И все верили: она чрезвычайно умело накладывала на лицо грязь. С таким же искусством записные красотки пользуются румянами и пудрой.
Сегодня Замарашка напялила на себя измазанный сажей наряд «пушечной сиротки» и надела тяжёлые деревянные башмаки, замечательно подходящие для избиения полисменов.
Её вопль («Ыдаг еиксйецилоп!») прозвучал в точности как ругательство на руританском (или на каком там языке они изъясняются
{16}).
После пары-тройки весьма болезненных ударов в голень остолоп в форме схватился за дубинку.
Замарашка рухнула на ступени посольства, демонстрируя завидное драматическое дарование (пусть трагические актрисы с Друри-лейн кусают локти от зависти); по её лицу растекалась кровь — пошла в ход губка, пропитанная томатным соком.
Мориарти вручил мне булыжник и махнул рукой.
Я швырнул камень в разинувшего рот полисмена и сбил с него шлем (даром, что ли, однажды завалил бенгальского тигра при помощи крикетной биты).
Негодующая толпа ринулась на приступ. Мориарти подцепил меня ручкой зонтика и увлёк вперёд.
Распахнулись двери Боскольского дворца, и бежавшие в первых рядах заскользили по мраморному полу, словно банда пьяных конькобежцев. Трое стражников схватились было за сабли, но наши команчи мигом избавили их (и вообще весь первый этаж посольства) от оружия и прочих мало-мальски ценных безделушек. Скоро в витринах лондонских ломбардов появятся всевозможные кирасы, шлемы с плюмажами и иные вещи с гербом Эльфбергов.
Двери кабинета приоткрылись, и оттуда высунулась голова Запта. Мориарти подал сигнал, и на плечи шефа тайной полиции тут же легли руки двух дюжих молодчиков.
Профессор бочком подобрался к анархисту с самой окладистой бородой и предложил составить список требований. Причём парнишка ничуть не усомнился в том, что это его собственная идея.
Запт свирепо озирался, его усы дрожали от возмущения, но чумазые руки держали крепко.
На поясе у полковника болталась связка ключей. Мориарти взмахнул рукой, и мимо Запта промчался немытый мальчишка. Ключи таинственным образом исчезли.
— Пусть узнает на собственной шкуре, каково пришлось пушечным сироткам! — завопил я.
Толпа с восторгом принялась запихивать шефа тайной полиции в ближайшую каминную трубу (ногами вверх). Наш товарищ, бородатый анархист, уже успел выставить у дверей караульных и теперь размахивал древним револьвером под носом у ошеломлённых констеблей.