Молодой лекарь прошел возле замка и вскоре оказался перед домом Шреефогля. На балконе стояла служанка и подозрительно поглядывала на Симона. О его шашнях с дочерью палача не болтал только ленивый. Он махнул ей, и она, не здороваясь, исчезла в доме, чтобы предупредить молодого господина.
Через некоторое время Якоб Шреефогль сам открыл дверь и пригласил войти.
— Симон, какая радость! Надеюсь, ваши подозрения на мой счет рассеялись. Есть какие-нибудь новости о моей Кларе?
Симон задумался, до какой степени можно довериться аристократу. Он, как и прежде, не знал пока, какую роль во всем этом играл Шреефогль, поэтому ограничился нескольким короткими фразами.
— Нам кажется, что солдаты убили детей, потому что те видели что-то такое, чего видеть им не полагалось. Но мы не знаем, что бы это такое могло быть.
Дворянин кивнул.
— Я тоже так предполагал. Но совет не желает верить в это. Мы как раз собирались сегодня утром. Господа желают поскорее уладить это дело! Ведьма и дьявол им сейчас больше по душе, тем более теперь, когда время поджимает. Ведь завтра приезжает княжеский управляющий.
Симон вздрогнул.
— Уже завтра? Тогда у нас даже меньше времени, чем я надеялся…
— Тем более, что бургомистр Земер отрицает, что солдаты беседовали с кем-либо у него в верхних комнатах.
Симон сухо рассмеялся.
— Ложь! Ведь Резль, служанка в трактире, все мне рассказала. И солдат верно описала. И они поднялись наверх!
— А если Резль ошиблась?
Симон покачал головой.
— Она была полностью уверена. Врет, скорее всего, бургомистр. — Он вздохнул. — Я вообще теперь не знаю, кому можно верить… Но я пришел по другому вопросу. У нас появились предположения насчет укрытия Софии и Клары.
Шреефогль подскочил к Симону и схватил его за плечи.
— Где? Говори, где? Я все сделаю, чтобы его разыскать!
— Мы полагаем, они могут прятаться где-то на строительной площадке.
Дворянин взглянул на него недоверчиво.
— На стройке?
Симон кивнул и принялся расхаживать по комнате из угла в угол.
— Мы обнаружили под ногтями убитых детей остатки глины. Глина, судя по всему, со стройки. Вполне возможно, что девочки что-то увидели из своего укрытия и теперь боятся высунуться. Хотя мы там уже все обыскали и ничего не нашли.
Он снова повернулся к Шреефоглю.
— У вас есть какие-то догадки, где могут прятаться дети? Ваш покойный отец ничего такого не рассказывал? Какая-нибудь нора? Или дыра под фундаментом? Стояли там прежде какие-нибудь строения, от которых мог сохраниться подвал? Священник рассказывал о древнем алтаре языческих времен…
Шреефогль опустился в кресло перед камином и надолго задумался. Наконец он покачал головой.
— Не припомню ничего такого. Участок принадлежал нашей семье с незапамятных времен. Полагаю, еще мои далекие предки пасли там коров и овец. Насколько я знаю, в прежние времена там уже стояла часовня или церковь. Ну да, и жертвенный камень, или что-то подобное. Но это было давным-давно. Мы не особенно интересовались участком, до тех пор пока я не решил поставить там новую печь.
Внезапно глаза его засверкали.
— Городские книги… Там что-то должно быть, какие-то пометки!
— Городские книги? — переспросил Симон.
— Ну да, любую сделку, покупку и даже подарок заносят в городскую книгу. Иоганн Лехнер, будучи секретарем, ревностно следит за порядком. Когда мой отец передал участок церкви, то официально составили дарственную. И, насколько я помню, к документу был приложен план участка, который тогда еще сохранился у моего отца.
У Симона пересохло во рту. Он почувствовал, что разгадка близка.
— И где они… эти городские книги?
Шреефогль пожал плечами.
— Ну, где же еще? Над городским амбаром, конечно. В кабинете возле зала советов. Там в шкафу Лехнер хранит все, что имеет хоть какое-то значение для города. Можете попросить у него разрешения туда заглянуть.
Симон кивнул и направился к двери. Там он снова обернулся.
— Вы мне очень помогли, благодарю.
Шреефогль улыбнулся.
— Не нужно меня благодарить. Верните мне мою Клару, это превыше всякой благодарности. — Советник стал подниматься по широкой лестнице. — А теперь прошу меня извинить. Жене все еще нездоровится, нужно ее проведать.
Внезапно он остановился и, казалось, над чем-то задумался.
— И еще кое-что…
Симон взглянул на него в ожидании.
— Да, — продолжал Шреефогль. — При жизни отец скопил много денег, очень много. Как вы знаете, мы поругались незадолго до его смерти. Я всегда считал, что после нашей ссоры он завещал все свое состояние церкви. Но я поговорил со священником…
— И? — насторожился Симон.
— Все, что досталось церкви, — это участок земли. Я уже все перерыл в доме, но так и не смог найти деньги.
Симон его почти не слышал. Он уже вышел обратно на улицу.
Лекарь стремительно приближался к амбару. Он не сомневался, что секретарь никогда не пустит его к городским книгам. Сегодня утром на стройке тот ясно дал понять ему и палачу, что думал насчет их подозрений, — а именно, что не думал вообще. Лехнеру нужно было спокойствие в городе, и в его планы вовсе не входило, чтобы какой-то юнец вынюхивал что-то в документах и, возможно, раскрыл какую-нибудь тайну, могущую стоить головы нескольким дворянам. Однако Симон понимал, что должен взглянуть на этот договор. Вопрос только, как…
Перед входом в амбар скучали два стражника и наблюдали, как последние торговки закрывали свои лотки. Сейчас, с наступлением вечера, двое караульных были единственными, кто нес службу. Симон знал, что внутри не осталось ни одного советника. Совет собирали в полдень, дворяне давно уже вернулись к семьям, а Лехнер сидел в замке. Амбар был пуст, оставалось только миновать двух часовых.
Симон с улыбкой приблизился к ним. Одного из них он знал — лечил его прежде.
— Ну что, Георг, как твой кашель? Лучше стало после моего отвара из липы?
Стражник покачал головой и в доказательство громко и хрипло закашлял.
— К сожалению, нет, сударь. Только хуже. Теперь и в груди стало болеть. Кое-как службу несу. Три раз уже молился, но и это не помогло.
Симон сделал задумчивое лицо. И внезапно просиял.
— Так, кажется, у меня кое-что есть, что должно тебе помочь. Порошок из западной Индии… — Он вынул мешочек и обеспокоенно взглянул в небо. — Хотя его нужно принимать под полуденным солнцем. Значит, теперь уже слишком поздно.
Стражник Георг закашлялся снова и потянулся мешочку.