Иностранец ее Величества - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Остальский cтр.№ 37

Однако в 2008-м полиция Гэмпшира проиграла другому соискателю, но зато победила в 2011-м! А именно: был арестован дерзкий преступник, позволивший себе публично распевать старый поп-хит 1974 года «Kung Fu Fighting» («Борьба кун-фу»), Саймон Леджер, совершивший это чудовищное преступление, был обвинен в расизме, пропаганде национальной розни и в издевательстве над людьми желтой расы, каковым было сочтено пародийное исполнение означенной песни. И напрасно Саймон пытался доказать, что и в оригинальном исполнении ямайский певец Карл Дуглас веселится и дурачится, изображая свирепого китайца. И что песня эта высмеивает стереотипы, а вовсе не китайцев. Нет, ничего не помогло.

В постановлении жюри, присудившего премию, говорится, что полицейские получили ее за «проявленную ими фантастическую тупость, значительно превосходящую все, что требовал от них долг, и устанавливающую новый рекорд безумия политической корректности».

Род Лиддл замечает, что благодаря созданному прецеденту тысячи песен, выпущенных музыкальной индустрией за последние пятьдесят лет, могут считаться расистскими, гомофобскими или сексистскими. И любые попытки спеть их могут привести исполнителя за решетку. Непонятно, правда, распространяется ли прецедент лишь на дилетантов вроде несчастного Саймона или же теперь полиция будет врываться в концертные залы и студии звукозаписи и тащить в кутузку профессиональных певцов и музыкантов. По крайней мере, это было бы вполне логично. Еще один не до конца проясненный вопрос: будет ли отныне считаться тяжким преступлением, карающимся лишением свободы, тихое насвистывание оскорбительных мелодий (а таковыми могут быть объявлены какие угодно). Если быть последовательным, то ответ и на этот вопрос должен быть положительным. Так что, если хотите быть в безопасности в современной Англии, то не пойте и не свистите.

И уж тем более не шутите. Запомните, что случилось с одним студентом Оксфордского университета, который решил сострить по поводу удивительно ласкового коня. «Вы знаете, сэр, мне кажется, ваш конь — гей», — сказал студент со смехом полицейскому. Нашел над чем смеяться! Его немедленно обвинили в распространении ненависти к определенной группе населения, а также в том, что он оскорбил сразу двоих — и полицейского, и лошадь.

Род напоминает, почему премия носит имя Ронни Хаттона. Так звали человека, который в 2006 году «припарковал свою машину расистским образом». Что сие означает, так и осталось неясным, но два мусульманина сочли, что мистер Хаттон сумел таким образом проявить свои антиисламские чувства. За что и провел два дня за решеткой. Большего срока ему впаять все же не сумели, поскольку юридическое определение «расистского способа парковки» все еще вызывает споры среди судей и адвокатов.

Думаю, что даже в самой бульварнейшей из бульварных газет России такого бы никогда не напечатали. А в деликатной, тактичной, джентльменской Англии — пожалуйста!

Со смакованием подробностей, всех деталей, с зубоскальством и злопыхательскими издевками! И не только желтая пресса это сделала, но и всеми уважаемая газета левой интеллигенции — «Индепендент».

Итак, член правительства, важный британский министр пришел давать интервью телекомпании «Скай ньюз». Не буду называть его по имени и должности, язык не поворачивается и клавиша заедает.

Так вот, в ожидании интервьюера сидел высокопоставленный гость в студии один, на него слепо смотрели объективы камер: не было никаких признаков, что они уже включены, уже записывают все происходящее. И о том, что микрофон тоже включен и записывает каждый звук, тоже догадаться было трудно.

Сидел гость в студии, сидел себе и думал, и вдруг что-то такое с ним стало происходить странное, вроде как нехорошо человеку. Лицо искривила гримаса. Глаза закрыл. Открыл снова. И вдруг… Что бывает вдруг?

Газеты сладострастно цитируют сотрудника телекомпании, счастливого обладателя видеозаписи инцидента: «Вдруг министр опускает голову, на секунду застывает в неподвижности, опирается правой рукой на подлокотник кресла, наклоняет верхнюю часть туловища на двадцать градусов, приподнимает левую ягодицу над сиденьем — и издает громоподобный, одну секунду длящийся, мощный звук. После чего облегченно возвращается в прежнюю позу и принимается за кофе».

Фу, какая низкопробность, скажет читатель. Как такое возможно в стране джентльменов? В стране, где для «этого дела» придумали лицемерный эвфемизм «ветер»? Если что, в аптеке надо спрашивать средства именно от «ветра в животе». А пукнуть будет «сломать ветер», «break the wind».

Есть и просторечие «to fart» (русский корень «п-е-р-д»), но оно считается невозможно грубым, почти приравнивается к нецензурной брани, к мату, к другому слову, начинающемуся на «f», так что в приличном обществе, на людях, его употреблять невозможно.

И вдруг — вот такой почти детский натурализм. По крайней мере, нечто по-детски неприличное. И в этом-то как раз самое главное, вот тут-то собака и зарыта.

Нет для англичанина, джентльмена и не очень, с детских лет ничего страшнее вещи под названием «embarrassment».

Это одно из тех понятий, которые невозможно перевести на русский. Но словари пытаются. Я накопал двенадцать вариантов, но нет ни одного, точно отражающего предмет. Девять совсем далеких отбросим, оставим трех финалистов: «замешательство», «конфуз», «позор». Но все равно не то. Первое — слишком слабо: может, и замешательство, но какое! Третье — слишком сильно, хотя, конечно, ближе. Конфуз, наверное, теплее всего, но это слово какое-то историческое, книжное, смешное, а англичанину, оказавшемуся в «embarrassing situation», не до смеха бывает. Правда, над ближним, в такую ситуацию угодившим, очень даже приятно бывает посмеяться, но только желательно заочно, потому что в глаза несчастному невыносимо будет смотреть. А вот в газете прочитать без свидетелей — это самое оно! Можно даже взвизгнуть от восторга, особенно если лично знаком с угодившим впросак. Причем особую, запретную сладость этому смеху придаст работа воображения, представившего тебя самого в столь же конфузном положении. Внутреннее содрогание — до холодных мурашек.

С детства англичанин больше всего боится показаться смешным, оконфузиться. Проявить некую позорную слабость, тем более физиологического характера.

Но как же в таком случае эксцентрики — скажете вы. Разве они не смешны, не нелепы? А ведь не смущаются сами и другие их уважают. Как же так?

Эксцентрики — дело особое. У них свои, ими самими установленные и очень строгие правила и ограничения: чего нельзя делать, а что можно и как, при каких условиях. (Об этом более подробно — в главе VII, в разделе «С сапогом на голове».)

Но что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. И наоборот. Обратите внимание, все английские «сапоги на головах» — это обязательно некие продукты эксцентричной фантазии, но ни в коем случае не физиологические слабости и тем более не преступления.

И вот что еще чрезвычайно важно понимать: политик в Англии — не человек. Про любого другого «Индепендент» не написал бы, да и «Сан» вряд ли. Может быть, про какую-нибудь знаменитость эстрадную или футболиста кое-кто из «желтых» не постеснялся бы, рассудив, что, мол, интересно публике и вообще полезно «этих воображал» немного на место поставить, напомнить, что раз уж они стали публичными людьми, получают свою славу и бешеные деньги, то и отвечать должны за слова и поступки. Даже за любую секундную слабость, которую можно и нужно прощать простому смертному.