Синдром Л - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Остальский cтр.№ 6

Видя мои мучения, Фазер поморщился:

— Брось ты эту гадость! Я был не прав, принеся тебе это, извини дурака. Уговорил один тип…

Любящие отцовские глаза не замечали ни лишнего веса, ни прыщиков на щечках. Он искренне считал меня хорошенькой. И разубедить его было невозможно.

Мама была более объективной. Пока была жива, таскала меня по врачам, эндокринологам и кожникам, те выписывали лекарства, таблетки и кремы, но ничего не помогало. Исчезал один прыщик, появлялся другой. Я сбрасывала пару килограммов, чтобы тут же набрать три новых.

Настал момент, и я сдалась. Смирилась. Подумала: а, и так сойдет. И мама сдалась тоже. Утешала меня:

— Ничего, и таких мужики любят… Особенно восточные.

— Не хочу восточных, — отвечала я. — Вообще никаких не хочу. Отлично проживу и так. Такая, какая есть. Зачем корежиться? Чтобы угодить похотливым волосатикам?

— Фу, — говорила мама, — зачем ты так… неизящно…

— А тебе все изящность подавай, — злилась я.

— У тебя глаза очень красивые, — некстати влезал Фазер.

— Только маловаты — из-за того, что щеки толстые, — отвечала я дерзко. — И вообще, сколько можно… Закрыли тему!

Я резко вставала, уходила к себе в комнату, хлопала дверью, запиралась.

Да, были же смешные времена. Другая эпоха. С тех пор все перевернулось. Мама умерла, и много случилось такого, что от меня прежней почти ничегошеньки не осталось, разве что оболочка. Да и та…

Забавно, что мама оказалась во всем права — и в отношении восточных мужчин, и не только.

Но теперь, после всего произошедшего, стало мне на мою оболочку почти наплевать. Толстая, худая, да какая разница… Странным образом именно равнодушие и помогало мне упорно и невозмутимо изо дня в день, четыре недели подряд втирать себе в голову эту гадость. Как бы ставя забавный эксперимент, не слишком беспокоясь о результате. Даже предупреждение о возможных осложнениях не могло меня по-настоящему испугать. Ну, выпадут волосы, неприятно, конечно, но не так чтобы уж очень их жаль будет. Они у меня, если честно признаться, от природы неважнецкие… Хоть и густые, но неудачного мышиного цвета, прямые, будто нити вытянутые. Какую прическу из них сооружать, непонятно. А без них можно будет подобрать какой-нибудь красивый парик.

— Достанешь, если что? — спросила я Фазера, и он глаза выпучил, перепугался, закричал:

— Господь с тобой совсем, брось ты эту дрянь, я тебя прошу!

Ну уж нет, решила я, доведу дело до конца, а там будь что будет. Это ведь не простой краситель, а эндогенный. Он, по идее, должен — в случае негарантированного успеха — навсегда поменять не только цвет волос, но и их фактуру. Потому что луковицы каким-то образом оказываются перепрограммированы. Однако, предупреждает инструкция, не в каждом случае это срабатывает. Есть серьезные риски, в том числе и лысой остаться можно. И еще мульон возможных осложнений. Например, резкие колебания веса. В инструкции написано — применять строго под контролем врача. Но где мне было взять такого специалиста? Пришлось сражаться с «О-Морфией» в одиночку.

Где-то на десятый день цвет волос стал заметно меняться, причем в худшую сторону. Они становились какими-то странно белесыми. Фазер смотрел на меня в ужасе. Бормотал что-то себе под нос. Кажется: «Свят, свят, свят…» А я только улыбалась ему ободряюще.

Через четыре недели ежедневных пыток я, точно в соответствии с инструкцией, тщательно промыла волосы теплой дистиллированной водой и втерла в кожу пару столовых ложек оливкового масла. Потом, выждав полтора часа, сделала компресс из крема, содержавшегося в маленьком зеленом тюбике. Компресс нельзя было снимать с головы сорок восемь часов, и все это время я ощущала неприятное жжение. Настолько сильное, что две ночи почти не спала. Не спал и Фазер, нервничал.

А потом настало наконец то утро, когда надо было снимать косынку…

Равнодушие равнодушием, но все-таки жутковато было.

Сколько уже времени прошло, а мне ночами до сих пор еще снится, будто сдираю я с головы компресс этот вонючий, и толком ничего не разглядеть, успеваю понять только, что там нечто уродливое, кошмарное, противное… просыпаюсь с чувством отвращения к своей голове, своему лицу. Вообще к себе.

Но наяву под косынкой обнаружились явственно светлые волосы. Когда же я их два раза вымыла шампунем да высушила, то оказалась яркой золотой блондинкой. Волосы шелковистые, естественным образом вьющиеся, волнистые. Под стать какой-нибудь кинозвезде. Даже неприлично!

Смотрела я в зеркало и глазам своим не верила. И странная мысль откуда-то пришла: «Это нечестно!»

Будто чужое что-то воруешь. Но потом я себя быстренько успокоила: «Ну почему уж так? А та, кому это просто так, за здорово живешь, от родителей досталось, она что, такое везение больше моего заслужила? Я-то хоть мучилась без малого месяц, рисковала… и кстати, еще неизвестно, чем все окончится, не будет ли каких-нибудь ужасных последствий для организма… И потом, почему это непременно чужое? Может, наоборот, это — мое, истинное, мне органично свойственное, извлеченное с помощью гормонов или чего там еще из глубин моей сущности? А?»

Ровно в 07.23 утра я стащила компресс с головы. А четверть девятого уже сидела перед зеркалом с дивной золотой копной.

И в этот момент в комнату вошел Фазер, как обычно бодро провозглашая: «Доброе утро, доч…»

Споткнулся, поперхнулся, замолчал на середине фразы. Стоит, смотрит, как баран, и ничего не говорит.

— Ну что ты молчишь? Разве не красиво? — не выдержала я.

— Красиво-то красиво… но как-то даже противоестественно… будто нарисовано… точно украшение такое. Талантливо нарисовано, это правда… Но — нарисовано… Жутковато смотреть.

— Да брось ты, отец, — говорю, — красота, она и есть красота. Та самая, которая спасет мир.

Он помолчал еще немного, вдруг сказал:

— Ты похудела…

И ушел. Поехал в свой институт.

Ну да, он же ту дочку привык любить — с мышиными волосами. Про эту, новую, он еще недостаточно знает и не до конца в ней уверен.

Он был совершенно прав в одном: от желтых пилюль я похудела, и довольно сильно. Килограммов пятнадцать скинула. Поглощенная борьбой с волосами, я сама не заметила, как это случилось.

Это был явный перебор, конечно, и лицо выглядело осунувшимся, нездоровым, глаза же лихорадочно блестели. Да и сами по себе глаза… с ними произошло такое…

Они стали большие. Может быть, даже чересчур… Цвет? Как был карий, так карий и остался. Но тон стал более глубоким и бархатным. На свету глаза начинали меняться, глубина завораживающе переливалась темно-зелеными оттенками. Это золото волос отражается, играет с цветом, догадалась я.

Сильное получилось сочетание: золотое сверкание, обрамляющее оливково-карие, миндалевидные очи, в результате они тоже приобретают щемящий, волшебно-золотистый отлив.