Ночной цирк - читать онлайн книгу. Автор: Эрин Моргенштерн cтр.№ 10

Ему еще ни на ком не доводилось опробовать этот трюк, и он совсем не уверен, что у него что-либо получится.

— Вы доверяете мне, мисс Мартин? — спрашивает он, глядя на нее так же пристально, как в кафе, только на сей раз его глаза находятся в считаных сантиметрах от ее.

— Да, — без колебаний откликается она.

— Хорошо.

Стремительным движением Марко поднимает руку и плотно прижимает ее к глазам Изобель.

От неожиданности Изобель замирает. Из-под его ладони ей ничего не видно, а из ощущений осталось лишь прикосновение намокшей перчатки к коже. Она начинает дрожать, сама не зная точно, холодный дождь тому виной или что-то другое. Возле ее уха Марко едва слышно шепчет какие-то слова, значения которых она не понимает. Потом звук дождя тает в ее ушах, а гладкая стена за спиной внезапно становится неровной. Темнота в глазах как будто постепенно рассеивается, и тогда Марко убирает руку.

Когда глаза немного привыкают к свету, первое, что видит Изобель, — это Марко: он по-прежнему стоит перед ней, однако что-то изменилось. На полях его котелка больше не собираются капли. Дождь кончился, все вокруг залито ярким солнечным светом. Но не это заставляет Изобель ахнуть.

Судорожный вздох вырывается у нее, когда она понимает, что стоит посреди леса, прижавшись спиной к огромному вековому стволу. Обнаженные деревья тянутся черными ветвями в бездонную синеву раскинувшегося над их головами неба. Земля припорошена снегом, и он играет на солнце яркими бликами. Это чудесный зимний день, и на многие мили вокруг не видно ни одного дома, лишь бесконечная череда деревьев на фоне искрящегося снега. Где-то рядом раздается птичья трель, другая вторит ей издалека.

Изобель ошеломлена. Ее щеки согревает солнце, пальцы касаются шершавой коры. Она чувствует, что снег холодный на ощупь, и внезапно обнаруживает, что ее платье уже не мокрое от дождя. Даже морозный воздух, наполняющий ее легкие, ничем не напоминает привычный лондонский смог — это чистейший деревенский воздух. Невероятно, однако это именно так.

— Невозможно, — выдыхает она, вновь оборачиваясь к Марко. Он с улыбкой смотрит на нее, и в его зеленых глазах яркими всполохами отражается зимнее солнце.

— Нет ничего невозможного, — говорит он, и Изобель заливается смехом — беззаботным и радостным, как у ребенка.

Тысячи вопросов роятся у нее в голове, но она не может толком сформулировать ни один из них. В памяти всплывает изображение карты Таро, Маг.

— Ты волшебник, — говорит она.

— Кажется, раньше меня никто так не называл, — отвечает Марко, и Изобель снова смеется. Она все еще продолжает смеяться, когда он наклоняется, чтобы ее поцеловать.

Над их головами кружится пара птиц, легкий ветерок колышет ветви деревьев.

Прохожие, в сгущающихся сумерках спешащие по одной из лондонских улиц, не обращают на них никакого внимания. Они — просто влюбленные, которые целуются под дождем.

Июль — ноябрь 1884 г.

Чародей Просперо расстается с большой сценой без каких-либо объяснений. Впрочем, в последние годы он так мало гастролировал, что его уход замечают немногие.

Чародей Просперо ушел на покой, но Гектор Боуэн не сидит на месте.

Он переезжает из одного города в другой с сеансами, на которых его шестнадцатилетняя дочь выступает в роли медиума.

— Папа, мне это противно, — часто жалуется Селия.

— Если ты можешь придумать лучший способ с пользой провести время, пока не начнется твое испытание, — и не смей говорить о чтении! — я готов тебя выслушать при условии, что этот способ будет приносить те же деньги, что и мой. Не говоря уже о том, что так ты получаешь бесценный опыт публичных выступлений.

— Эти люди просто несносны, — вздыхает Селия, хотя это не совсем то, что она имеет в виду. В их присутствии ей неловко. Из-за того, как они смотрят на нее — умоляющими, заплаканными глазами. Смотрят, как на вещь, как на ниточку, способную, пусть хотя бы ненадолго, соединить их с умершими близкими, по которым они безнадежно тоскуют.

Они говорят о ней так, словно ее нет рядом, словно она столь же бесплотна, как души их любимых. Ей приходится делать над собой усилие, чтобы не поморщиться, когда после сеанса они неизбежно бросаются ей на шею со словами благодарности, перемежающимися с рыданиями.

— Все они ничтожества, — говорит ее отец. — Им даже в голову не приходит задуматься о том, что они видят и слышат на самом деле, им проще слепо верить в общение с загробным миром. Зачем же отказываться от того, что само плывет в руки? Особенно учитывая то, с какой легкостью они готовы расстаться со своими деньгами в обмен на такую ерунду.

Селии кажется, что никакие деньги не стоят ее мучений, но Гектор непоколебим, и они продолжают путешествовать, демонстрируя клиентам поднимающиеся в воздух столы и заставляя их слышать таинственный стук по стенам, оклеенным обоями самых разнообразных расцветок.

Она не перестает удивляться, как неистово их клиенты жаждут общения с умершими. Сама она ни разу не испытала желания встретиться с покойной матерью. К тому же она не уверена, что, даже будь это возможно, мать вообще стала бы с ней разговаривать, да еще таким сомнительным способом.

Ей хочется сказать им: это все обман. Мертвые души не витают вокруг нас, не стучат по чашкам и столешницам и не шепчутся за колышущимися портьерами.

Иногда она разбивает какую-нибудь ценную вещицу и сваливает вину на беспокойных духов.

Они меняют город за городом, и отец придумывает для нее разные имена, но чаще всего называет ее Мирандой — видимо, зная, как она это ненавидит.

После нескольких месяцев таких гастролей она едва держится на ногах, изможденная переездами, постоянным напряжением и голодом. Отец почти не позволяет Селии есть, утверждая, что впалые щеки придают ей убедительности, создают иллюзию близости к загробному миру.

Лишь после того, как во время одного из сеансов она падает в самый настоящий обморок, он соглашается ненадолго вернуться домой в Нью-Йорк.

Как-то за чаем, укоризненно глядя, сколько масла и джема она намазывает на булочку, он сообщает, что договорился о сеансе в следующие выходные. Одна из безутешных городских вдовушек готова раскошелиться и заплатить вдвое больше обычного.

— Я сказал, что ты можешь отдохнуть, — заявляет он в ответ на ее отказ, даже не поднимая глаз от кипы газет, разложенных перед ним на столе. — У тебя было три дня, этого вполне достаточно. Ты отлично выглядишь. Со временем ты затмишь красотой собственную мать.

— Не знала, что ты помнишь, как выглядела моя мать, — огрызается Селия.

— А ты помнишь? — отец бросает на нее быстрый взгляд. Насупившись, она ничего не отвечает, и он продолжает:

— Возможно, я и провел в ее обществе лишь пару-тройку недель, но помню ее гораздо лучше тебя, а ведь ты провела с ней пять лет. Время — странная штука. В конце концов, ты тоже это поймешь.