Тот подбросил коробку в руке.
— Милая собачка, — прошептал он с улыбкой. — Ну что, ням-ням?
37
Матьё схватился за спинку кресла, чтобы удержаться, когда «мерседес» съехал с дороги и остановился перед решеткой. Мартин нажал на кнопку дистанционного управления и снова убрал его в бардачок. Серые решетчатые дверцы медленно распахнулись, мотор нетерпеливо урчал. Матьё просто обожал этот момент. Когда он видел, как ворота открываются от нажатия кнопки, он чувствовал свое всемогущество. Ему казалось, что он вдруг оказался в научно-фантастическом фильме, где все автоматизировано, — он просто обожал такие истории.
Наконец ворота открылись, и Матьё еле удержался, чтобы не сказать что-нибудь типа: «Адмиральский корабль, на базу. Мы готовы к стыковке». Но счел момент неподходящим. Вот уже несколько дней, когда они садились в машину, мама держалась очень напряженно. А точнее, с того дня, когда она пришла за ними в школу пешком. Матьё не знал, что произошло, но догадывался, что случилось что-то необычное. С того дня мама то и дело проверяет, крепко ли у них застегнуты ремни безопасности. И часто опирается рукой на приборную доску или держится за ручку над дверцей, чего раньше никогда не делала.
Сидя рядом с Мартином, она за всю дорогу не произнесла ни слова, глядя прямо перед собой, словно боясь аварии.
И ее не удивило, когда Мартин резко затормозил… Она удержалась за приборную панель.
Матьё в изумлении поднял голову. Почему машина остановилась, вместо того чтобы ехать прямо до дома?
Мартин посигналил.
— Эй, подвинься, жирдяй! — весело крикнул он.
Тогда Матьё увидел, что поперек дороги лежит Бебе.
Собака не двигалась.
Мартин завел мотор и немного двинул машину вперед, но пес даже не поднял голову.
— Да его надо поднимать пинком под зад, — сказал Мартин.
Матьё смотрел, как Мартин выходил из машины. Мама не двигалась, не отрывая взгляда от черной массы, лежавшей поперек дороги.
— Эй! — Мартин приблизился к собаке. — Вставай, лентяй! Хватит спать.
Матьё почувствовал, как ледяная волна поднялась из живота и сдавила сердце. Произошло нечто ужасное, он знал это. Бебе так никогда себя не ведет. Никогда он не ложится поперек дороги, он слишком умен, чтобы не реагировать на подъехавшую машину. Слезы навернулись ему на глаза, но он и не думал их сдерживать. Они с мамой вышли из машины одновременно.
— Бебе!
Они окружили собаку, Мартин встал на колени и потрогал Бебе кончиками пальцев. Матьё услышал, как сзади с сухим стуком закрылась решетка. Звук был настолько неуместным, что Матьё почувствовал, как он словно выпал из реальности, и не мог определить, откуда доносятся звуки: шум ветра в сухой листве, ругательство, сорвавшееся у Мартина, когда тот увидел, что собака не реагирует, чей-то всхлип… У кого он вырвался, у него или у мамы?
Сзади в машине открылась дверца, Николь обернулась:
— Хлоя, иди обратно в машину…
— Но…
— Делай, пожалуйста, что я говорю.
Звук захлопнувшейся дверцы.
Матьё упал на колени, не обращая внимания на острый гравий. Его мозг был словно обернут в ватный кокон, через который ничего больше не могло проникнуть. Он положил руки на собаку, но это не был теплый и милый пес, которого он знал. Под руками было полено, холодное и негнущееся. Он отдернул руки, словно обжегшись, и закричал:
— Бебе!
Николь хотела обнять его, но он с силой оттолкнул ее руку. Что ей надо? Она разве не понимает? Не понимает, что его собака умерла? Умерла! Но она не могла умереть. Это же его собака. Она бессмертна. Она никогда не умрет, и они долго еще будут носиться вместе по парку!
— Бебе! Нет!
— Что происходит? Что такое?
Хлоя опустила стекло в дверце и просунула голову в окно, стараясь увидеть, что они делают.
— Что с Бебе?
Она не может замолчать? Матьё поднял глаза, и его взгляд упал на заросли. Деревья торчали, словно пальцы злой колдуньи, над трупом его собаки. Почему никто ничего не предпринимает? Нужно вызвать пожарных, «скорую», кого угодно, чтобы только спасли его собаку. Она не имеет права умереть! Ее, наверное, можно оживить! Так делают в фильмах! Когда герой умирал, приезжали врачи, делали что-то и спасали его… Бебе не может умереть!
Он бросился на собаку и изо всех сил обхватил ее руками, удивляясь, что она такая холодная, такая чужая.
Мальчик чувствовал, как чьи-то руки обхватили его за плечи и пытаются оторвать от Бебе, но он цеплялся за него, не хотел отпускать своего товарища, зная, что если отпустит его, то потеряет навсегда, его возьмут, унесут и похоронят далеко отсюда в черной холодной яме.
Он снова закричал.
— Перестань, Матьё! Веди себя достойно! Ты же мужчина, да или нет?
Холодный голос Мартина подействовал на мальчика, как удар хлыста. Он вздрогнул.
— Мартин…
— Ну-ка, вставай, пойдем, — приказал Мартин, не обращая внимания на Николь.
Этот командный тон дошел до сознания мальчика, и он послушался. Он не должен плакать. Он же мужчина. Он отпустил собаку, последний раз проведя рукой по черной шерсти.
— Иди в машину, — снова сухо сказал Мартин.
Матьё поднялся на ноги, как автомат. Мама положила ему руку на плечо, но он сбросил ее. В глазах Николь стояли слезы. Матьё услышал, как Мартин сказал, что положит собаку в стороне от дороги, а потом приедет за ней. Он хотел обернуться, но Николь обняла его за плечи и прижала к себе.
Тогда он не смог больше сдерживаться, несмотря на то что решил не показывать своего горя, вести себя как мужчина. Слезы оказались сильнее. Они хлынули из самых глубин его души. Их было море. Он чувствовал, что мог бы плакать так всю жизнь, и они никогда не иссякнут.
Матьё обхватил Николь руками, и они вместе пошли к машине.
Он сел на заднее сиденье. Хлоя тоже плакала, но ему не стало от этого легче: она же девчонка.
Сквозь слезы Матьё увидел, как мама, которая садилась в машину, вдруг остановилась и смотрит в ту сторону, куда Мартин указывал рукой.
Он тоже посмотрел и увидел на земле, в нескольких метрах от машины, маленький коричневый комок. Он не сразу понял, что это было. Потом мама с Мартином завернули за машину, и Матьё через стекло смотрел, что они делают. Они осматривали землю около решетки, Матьё заметил еще два комка. Тогда он понял, что это кусочки мяса, а в них находится яд. Кто-то положил его туда, чтобы убить собаку.
— Я соберу их, — сказал Мартин, садясь за руль.
— Но кто мог это сделать? — спросила Николь, тоже садясь в машину.
— По-видимому, кто-то, кого беспокоил лай.