- Отлично! - восклицает карлик и дальше: теперь остается только прижечь рану, а то, глядишь, ты умрешь от потери крови раньше, чем очнешься от моего лекарства.
Он уходит на кухню и возвращается с утюгом в руке.
- Сдается мне, что наша картина, Саша, нуждается в тщательном проглаживании, - смеется, включая утюг в сеть. - Я буду звать тебя Отутюженным Сашей, ладно? Ха-ха-ха!
Раскаленное дно утюга, шипя, опускается на мою грудь. В воздухе появляется запах горелого мяса, а мне опять хочется в Тибет.
24
Утро зимой - это всегда нечто уникальное, от чего захватывает дух: волшебные узоры изморози на окнах, белоснежные пуховые макушки на кончиках веток, огромные, почти живые, сугробы вдоль дорог, хруст снега под ногами прохожих, которые поуютнее закутались в свои толстые одеяния. Зима ассоциируется у человека с Новым Годом, поэтому каждый зимний день - это, в некотором роде, праздник. Все: запах теплой одежды, шапка, чуть съехавшая на глаза, колючие варежки - создает неповторимую атмосферу счастья. От одного взгляда на щедро припорошенные снегом дома в душе становится тепло, несмотря на влажный холод, из-за которого под носом могут образоваться крошечные сосульки.
Мне бы радоваться утренней вьюге за окном и снегирям, копошащимся на балконе, но вместо этого я корчусь от боли в ванной. Не помогают ни водка, ни остатки кокаина, ни таблетки, привезенные Никифорычем, - я умираю раз за разом каждую секунду. Получается этакая волновая бесконечная смерть.
Проснувшись, я из последних сил набрал номер Никифорыча и единственное, что смог прошипеть, это:
- Помоги…
Никифорыч примчался спустя двадцать минут, когда я уже успел около десяти раз потерять сознание и очнуться снова. Он накачал меня всеми обезболивающими, которые были у него в машине - а там всегда можно найти препараты, которые состоят на вооружении в российской армии, - но это не помогало. Я ползал по квартире, кричал, выл, стонал, рыдал, царапал и грыз зубами пол.
Голова Вовы нашлась на кухне, а остальное тело в спальне. Таз с остатками сцеженной крови так и стоял в гостиной, где все стены были исписаны тем же словом, что просматривалось сквозь ожег у меня на груди. Гном и только. Никифорыч быстро оценил ситуацию и решил пока не вызвать милицию.
- Мы сами разберемся с этой мразью, - слышал я от него, сжимая зубы до такой степени, что раздавался их треск.
Постепенно я обретаю контроль над телом и разумом. А парни, вызванные Никифорычем, упаковывают моего бывшего телохранителя в пластиковые пакеты, моют квартиру. Кровь очень сложно отмыть, проще переклеить обои, думаю я. Моя квартира теперь похожа на скотобойню: люди в мясницких фартуках бегают туда-сюда с ведрами, полными розовой воды. Свою сумку с использованными кисточками и скальпелем карлик бросил в коридоре. Никифорыч внимательно осматривает ее, но ничего больше там нет.
- Везде снять отпечатки пальцев! - кричит он.
Ему отвечают:
- Но мы же не менты. У нас нет инструментов.
- Тогда приведите сюда тех, у кого есть инструменты! - не унимается Никифорыч, сотрясая воздух своим ревом. - Я не шучу! К вечеру я должен знать, кто здесь был и где его искать!
Я утираю слезы и думаю, что мы сделаем с карликом, когда найдем его. Мне настолько плохо, что я просто не могу представить месть, которой он достоин. Банальные пытки не подойдут, нужно что-то особенное, но фантазия моя пока не работает. Думаю, Никифорыч с его большим военным опытом справится с этой задачей лучше меня. Пытаясь выпить чашку чая, я рисую в голове картины отмщения. Сергею мы решили не звонить, а то он обязательно бы поднял на уши всю королевскую рать, оповестив каждого о случившемся.
Паника, охватившая меня, становится все сильнее, пока боль затихает. Мои передвижения носят хаотичный характер. Я в тупике, мечусь из стороны в сторону, как птица, попавшая с силки, но не могу спастись от своих же воспоминаний. Лицо карлика, его маленькие руки, резавшие мне грудь, плотно засели в голове. Похоже, мне никогда не избавиться от впечатлений прошлой ночи. Долбаная психологическая травма, моральный рубец через весь мозг.
Никифорыч спрашивает:
- Что он сказал тебе?
- В основном он говорил об искусстве и литературе, - отвечаю я и добавляю: ни слова о причинах, ни слова о себе, ни слова об остальных.
Его улыбка до сих пор стоит перед моими глазами, его смех до сих пор звенит рядом с моими барабанными перепонками. Меня как будто изнасиловали, думаю я. Лежа беззащитным на диване, я не мог даже кричать, черт возьми! - Он играет с нами в шахматы, - говорит Никифорыч и дальше: ему нравится чувствовать свое превосходство. Именно поэтому он не убил тебя, Саша. - За что? - тихо шепчу я.
- В первую очередь, я проверяю конкурентов, - рассказывает Никифорыч. - Во вторую, всех тех, кого ты уже обошел. Мне кажется, это такой своеобразный метод давления. Очень эффектный и эффективный метод, должен заметить. Я говорю:
- А остальные?
- Надо найти вещь, которая связывает всех, - отвечает Никифорыч и снова: я постоянно думаю об этом, но так и не нашел ответа.
- Мы только и делаем, что думаем! - кричу я. Меня бесит спокойный тон Никифорыча, ведь ему не понять: его не резали скальпелем и не жгли утюгом. - Где результат?! Где он, я спрашиваю! Ты - начальник мой долбаной службы безопасности, и что ты делал, когда надо мной издевались, а?!
- Успокойся, - только и говорит Никифорыч.
Он закуривает и продолжает:
- Недолго ему осталось бегать, поверь мне.
- Я хочу видеть этого карлика подвешенным за ноги к потолку, хочу бить его арматурой, хочу разорвать ему ноздри и рот, хочу пройтись по нему отбойным молотком, хочу отрезать ему пальцы по одному, хочу вырвать голыми руками его поджелудочную железу, затем легкие, затем желудок, затем сердце - и это лишь малая часть моих желаний.
- Все будет, - кивает Никифорыч и добавляет: и даже больше.
Пока мы разговариваем, парни заканчивают уборку. Конечно, стены квартиры уже никогда не будут похожи на те, что были раньше. В целом, крови нигде не видно, но запах смерти по-прежнему витает в атмосфере. Думаю, придется покупать новую квартиру для нас с Татьяной, если выживу.
- Кстати, тебе неплохо бы пожить пока в другом месте, - говорит Никифорыч, и на этот раз я с ним абсолютно согласен. - У тебя есть куда податься?
В голову сразу же приходит мое секретное гнездышко на всякий пожарный случай. Иногда я привожу туда молодых сотрудниц, желающих продвинуться по карьерной лестнице. Во мне нет маний Льва Соломоновича, поэтому все ограничивается банальным сексом.
Я киваю и говорю:
- Есть одно место. Думаю, там я буду в безопасности.
- Вряд ли, но лучше подстраховаться, - отвечает Никифорыч и дальше: береженого Бог бережет.