Стая - читать онлайн книгу. Автор: Франк Шетцинг cтр.№ 236

Что ты видишь?

Уивер вглядывается во тьму. Батискаф спокойно продолжает свой путь, по-прежнему с наклоном 60 градусов и скоростью 12 узлов. Полторы тысячи метров уже позади. «Дипфлайт» ни разу не скрипнул, не щёлкнул. В соседней кабинке лежит Мик Рубин. Она старается не думать о нём. Всё-таки непривычно лететь сквозь ночь вдвоём с мёртвым.

Мёртвый посланец, на него вся надежда.

Внезапная вспышка.

Ирр?

Нет, что-то другое. Каракатица. Карен попала в их стаю и очутилась посреди подводного Лас-Вегаса. В мире вечной ночи избранницу не удивишь ни ярким нарядом, ни танцами. Если холостяки ищут спутниц, они светятся и мигают — это закодированный подводный крик. Но в случае батискафа речь идёт не об ухаживании — на сей раз вспышки должны отпугнуть врага. Прочь отсюда, говорят они, а поскольку Уивер не уходит, эти организмы включают свои фотофоры на всю катушку. Между ними — более мелкие организмы с красной или синей серёдкой — медузы.

Потом к ним присоединяется нечто, невидимое Уивер, но заметное для эхолота: большая, компактная масса. Какое-то время она думает, что это Ирр, но их коллективы светятся, а эта штука чёрная, как окружающее море. У неё продолговатая форма, массивная на одном конце и суженная на другом. Уивер летит прямиком на неё. Она поднимает «Дипфлайт» повыше, скользит поверх этого существа — и понимает, на кого чуть не налетела.

Киты должны пить. Как ни абсурдно это звучит, опасность погибнуть в океане от жажды — для кита такая же реальность, как для потерпевшего кораблекрушение. Медузы состоят почти целиком из воды, причём пресной, равно как и каракатицы. За этими поставщиками живительной влаги и ныряют кашалоты. Кит опускается вниз — на тысячу, две, а бывает и до трёх тысяч метров — и остаётся там дольше часа, после чего выныривает на поверхность на десять минут подышать.

Уивер встретила кашалота. Неподвижного хищника с добрыми глазами.

Что ты видишь? Чего не видишь?

Вот представь, ты идёшь по тихой улочке. Какой-то мужчина идёт тебе навстречу, женщина выгуливает собаку. Клик, моментальный снимок! Опиши, сколько на улице живых существ и на каком они расстоянии друг от друга.

Нас четверо.

Нет, нас больше. На дереве три птицы, значит, нас семеро. Мужчина на расстоянии восемнадцать метров от меня, женщина — на расстоянии пятнадцать. Собака — тринадцать с половиной, она бежит впереди хозяйки на поводке. А птицы на высоте десять метров, в полуметре друг от друга. Нет! На самом деле на этой улице толкутся миллиарды живых существ. Лишь трое из них — люди. Одна — собака. Помимо тех трёх птиц, в кустах сидят ещё 57, которых я не вижу. Сами деревья — тоже живые существа, в листве и коре которых копошатся мириады насекомых. В оперении птиц селятся клещи, как и в порах нашей кожи. Собака собрала на своей шкуре полсотни блох, четырнадцать клещей, двух комаров, а в кишечнике и желудке у неё живут тысячи крошечных червячков. Её слюна насыщена бактериями. Мы населены так же густо, и расстояние между этими существами практически равно нулю. Споры, бактерии и вирусы парят в воздухе, образуют органические цепочки, частью которых являемся мы, они переплетают нас всех в единый суперорганизм, и точно так же ведёт себя море.

Кто ты, Карен Уивер?

Я единственное человеческое существо на огромном участке пространства, не считая Рубина, который больше не живое существо.

Ты частица.

Частица многообразия. Ты не повторяешь никакого другого человека, как ни одна клетка не повторяет в точности другую. Так ты должна рассматривать мир. Как спектр различий. Разве это не утешительно — рассматривать себя как частицу, занимающую своё единственное, неповторимое место?

Ты частица в пространстве и времени.

Глубиномер вспыхнул. Две тысячи метров.

Ты в пути семнадцать минут.

Так показывают эти часы?

Да.

Чтобы понять мир, ты должна открыть другое время. Тебе бы вспомнить, но ты не можешь. Человек близорук вот уже два миллиона лет. В ходе эволюции Homo sapiens большую часть времени занимался охотой и собирательством. Это сформировало его мозг. Будущим для наших предков было то, что предстояло непосредственно, а всё более отдалённое, равно как и прошлое, было размыто. Мы жили текущим моментом, в первую очередь интересуясь размножением. Ужасные катастрофы забывались или запечатлевались в мифах. Вытеснение было подарком эволюции, но сегодня оно стало нашим проклятьем. Наш дух не охватывает временного горизонта дальше нескольких лет — хоть в прошлое, хоть в будущее. Мы не в состоянии учиться на прошлом, мы неспособны заглянуть в будущее. Люди не умеют видеть целое и своё место в нём. Мы непричастны к воспоминаниям мира.

Чепуха! Память мира — это эзотерическая чушь.

Ты так считаешь? Ирр помнят всё. Они и есть воспоминание.

Уивер стало тревожно.

Она проверила поступление кислорода. Её мысли постепенно начали терять связность. Это погружение походило на галлюциногенный транс.

Где же Ирр?

Они здесь.

Где?

Увидишь.

Ты частица во времени.

Ты опускаешься вниз в тихой тьме с бесчисленным множеством таких же, как ты, — холодная, солёная капля, утомлённая и отяжелевшая после странствия из тропиков в эти неприветливые края, отнимающие тепло, пока вы не собрались здесь — в Гренландском и Норвежском бассейнах — в большой ресурс тяжёлой, ледяной воды. Отсюда ты поплывёшь над подводным хребтом между Гренландией, Исландией и Шотландией в Атлантический бассейн. Над нагромождениями лавы и осадочными отложениями. Вы станете мощным потоком — ты и остальные — и у Ньюфаундленда получите подкрепление в виде водных масс из моря Лабрадор, не таких плотных и холодных. На уровне Бермудских островов к вам приближаются поперёк океана круглые вертящиеся блюдца из Средиземного моря — тёплые, солёные завихрения. Средиземное море, Лабрадор, Гренландия — все эти воды перемешиваются, и вы на больших глубинах устремляетесь дальше на юг.

Ты увидишь, как Земля творит сама себя.

Твой путь проходит вдоль Атлантического хребта, который тянется с севера на юг на 6000 километров, увенчанный множеством активных и потухших вулканов. Его вершины вздымаются со дна океана более чем на 3000 метров, примерно столько же не доставая до поверхности воды, и расщепляют Землю. Магма вываливается там из подземных камер вялыми подушками — под давлением холодных глубин. Лава протискивается в расщелины океанического хребта, раздвигая его склоны с настойчивостью наглых толстых детей — новорождённое морское дно, которому ещё только предстоит найти свою форму. Бесконечно медленно склоны отодвигаются друг от друга. Там, где красная лава извивается по черноте глубоких вод, дно пока горячее. Дальше склоны остывают. Топографию формируют застарелые окаменения — чем дальше от хребта, тем камень старше, холоднее и плотнее. Пока тяжёлая почва не сползёт в бездну, в глубоководную равнину, которая передвигается вдаль, утыканная горами и затянутая слоями рыхлого осадка, — ленточный конвейер прошедших веков, — стремясь на запад к Америке, а на восток к Европе и Африке, — пока не задвинется под массивы материков, чтобы уйти в глубину, в земную мантию и расплавиться там в печи астеносферы, которая миллионы лет спустя снова извергнет их в щель океанического хребта в виде красной раскалённой магмы.