— Рассказывают идиотскую легенду, — вступил вдруг синьоре Венченце. — Что, мол, сумасшедший парижский нотариус Жорж Буле, считавший себя воскресшим Леонардо и тайно занимавший копированием его полотен, был найден инспектором Дорне в своей квартире. Обнаженный, обессиленный, но продолжавший истово молиться, он лежал перед алтарем, в центре которого была установлена настоящая «Джоконда». Бред.
— Бред, — согласился я.
— Но это официальная версия, — возразил Дик, но слабо, словно лишаясь последних сил. — Это описано в десятке монографий…
— Бред, — повторил синьор Винченце и строго посмотрел на Дика. — Разумеется, Перуджия никогда бы не вернул Лувру подлинной картины. Но он должен был вернуть что-то, в противном случае «Джоконду» продолжили бы искать.
— Копию? — прошептал я.
— И «Джоконда» вернулась в Лувр, — продолжал синьор Винченца. — Конечно, обнаружили, что она не настоящая. Но что было делать? И вот придумали эту историю про безумного нотариуса, который якобы выкрал картину из Лувра еще до Перуджии. Но несчастный Жорж Буле просто не мог создать копии, способной ввести в заблуждение служителей Лувра. И если бы это была копия, разве бы этого не заметили, перебивая крючки на картине? И, в отличие от Перуджии, он не работал в Лувре. Так что он не мог поставить на него печать Лувра. В общем, все это чистой воды выдумка. Французам нужна «Джоконда», и она у них есть. А Приорат Сиона не может не иметь подлинника своего магистра и портрета женщины, бывшей последней из известных нам потомков Христа.
— Это была единственная причина? — спросил Дик, и в его вопросе прозвучало недоверие к словам синьора Винченце.
Винченце занервничал и хотел уже взять картину, чтобы повесить ее обратно на стену. Но Дик остановил его:
— Что с ее улыбкой? Постойте! Не уносите. Что с ее улыбкой?! Ответьте!
Глава LXXXIII
ЗАКАЗ
Для встречи с мессере да Винчи Джованни желал непременно надеть полное кардинальское облачение. Обычно же он предпочитал более удобное длинное платье на турецкий манер — халаты и просторные шаровары из шелка и драгоценного хлопка.
И вот он появился в зале, где его ожидал Леонардо с учениками. Тут же сидел Джулиано и показывал мессере да Винчи карты таро, купленные им у какого-то арабского купца.
Джованни церемонно протянул инженеру руку для поцелуя. Тот лишь слегка ее пожал.
Кардинал Медичи нахмурился, прошел вперед и сел в кресло, специально оставленное для него.
— Я уже говорил вам, как восхищаюсь вашим гением, мессере Леонардо, — начал он. — И готов повторять это снова и снова. Я был бы счастлив стать обладателем вашего полотна…
— Живопись меня интересует мало, — последовал ответ.
— Боже, как это возможно?! — с ужасом в глазах воскликнул Джованни. — Из всех ныне живущих и, пожалуй, почивших — вы, без сомнения, величайший!
— Наука интересует меня в больше степени, чем пустое ремесло, — да Винчи холодно посмотрел на кардинала.
— Что ж, — тот развел руками, — пожалуй, это даже хорошо. Я пригласил вас, мессере да Винчи, не как живописца или инженера, — сказал он тонким, жеманным голосом, — а как ученого. Вам будут предложены прекрасные условия…
Около получаса Джованни описывал качество комнат, достоинства кухни и прочие блага, которые он намерен предоставить в полное распоряжение Леонардо и его учеников. Время от времени он поглядывал на Салаино и Мельци, а потом одобрительно кивал да Винчи.
— Могу ли узнать, каких именно услуг вы от меня ждете? — спросил Леонардо, когда Джованни наконец замолчал.
Кардинал постучал пальцами по ручке кресла. Потом улыбнулся:
— Мы должны остаться наедине. Ваших учеников ждет отменный ужин внизу, так что я думаю, они покинут нас без сожаления.
Леонардо посмотрел на Джакопо и Бельтраффио, сидевших к нему ближе всего.
Те молча поднялись со своих мест, за ними встали и остальные.
* * *
Когда ученики ушли, а в зале остались только Леонардо и два брата Медичи, кардинал продолжил:
— Я… я хотел бы получить от вас… э-э… совет, — кардинал с трудом подобрал нужное слово. — Относительно детородной функции у женщин. Знаю, что одно время вы этим интересовались. Кажется, для герцога вы даже сделали анатомические рисунки. Он мне об этом писал.
Леонардо почувствовал тот же самый холод в груди, что и при встрече с Джулиано, тогда — в монастыре святой Аннуциаты.
— Я не очень сведущ в этих вопросах, — сказал он, — у меня не было возможности изучить их в такой мере, в какой необходимо.
— О, насчет этого не беспокойтесь. Вам будут доставлять… — Джованни замялся. — Доставлять тела умерших женщин. Я позабочусь об этом. И еще мы бы хотели узнать ваше мнение относительно детородных способностей одной женщины. Вы о ней уже слышали и даже встречали ее. Но мы никогда не показывали вам ее лицо. Что ж… Пришло время посвятить вас в тайну моны Панчифики. Учтите, вы должны сберечь эту тайну, чего бы это вам ни стоило.
Сердце Леонардо забилось быстро и часто.
— Увидеть мону Панчифику? — спросил он. — Вы хотите открыть мне тайну, которую скрыли от папы и короля Людовика?
Его голубые, холодные глаза, встретились с кардинальским взглядом. Обратного пути не было. Вопрос уже повис в воздухе.
— Сможем ли мы, после того как я выполню ваше поручение, уехать отсюда? — спросил Леонардо, не сводя глаз с Джованни.
— Ну разумеется! — воскликнул кардинал. — Боже, мессере Леонардо! Как вы могли подумать, что я… Как вам в голову могло прийти такое! Да я скорее позволю четвертовать себя самого, чем причиню вред вам — великому служителю искусства! Гению!
Леонардо сцепил руки. Увидеть ее лицо. Увидеть и, возможно, узнать правду, убедиться… Стоит ли это жизни? Если бы речь шла только о его собственной, он бы не задумываясь согласился. Но Франческо? Андре? Джакопо? Даже Чезаре? Имеет ли он право подвергать их такому риску? Можно ли доверять кардиналу Медичи?
— Я согласен, — медленно сказал инженер.
— Что ж, тогда приготовьтесь, — Джованни переглянулся с Джулиано и глубоко вздохнул. — Возможно, вы будете… м-м… слегка удивлены. Идемте.
Глава LXXXIV
СИНДРОМ
— А что с ее улыбкой? — не понял я.
— Да, — ужаснулась Франческа. — А я и не заметила… Действительно!
— А что? Что? — я запаниковал как человек, понимающий, что у него на глазах происходит нечто значительное, а он не видит этого и вот-вот пропустит.
— Она улыбается по-другому, не так, как на всех репродукциях, — уверенно проговорил Дик. — Значительно сильнее. Значительно!