Я открыла окошко и прикрыла глаза, позволив бризу омывать мое лицо. Но вместо чувства умиротворенности ветер обрушил на меня слова матери, доносившиеся из прошлого: «Если ты пойдешь работать в полицию, то разрушишь свою жизнь. Я ожидаю от тебя чего-то большего».
Гаррисон повернул на Сансет и поехал на восток. Аллея Славы находилась всего в паре миль отсюда, но здесь никаких следов звезд не было, никто не щелкал фотоаппаратами. Кругом только уличные церкви и ночлежки. Тротуары усеяны разбившимися мечтами эмигрантов, которые проводили дни, убегая от работников иммиграционной службы и время от времени промышляя разбоем на улицах.
Филипп, разносчик из редакции «Стар ньюз», жил в затрапезном райончике всего в нескольких кварталах от бульвара Сансет. Мы нашли нужный нам дом и сделали кружок, высматривая «хундай», но его нигде не было видно.
— Если Филипп сейчас дома, то, значит, он приехал на чем-то другом, — заметила я.
Гаррисон припарковался на Уилкокс-стрит рядом с домом Филиппа, трехэтажным горчично-желтым зданием, на окнах которого висели жалюзи. Переполненные мусорные бочки выстроились в шеренгу вдоль тротуара. Обуглившиеся остатки новогодней елки лежали рядом с умирающей пальмой, разрисованной граффити.
Я несколько секунд сидела, не двигаясь, а потом вылезла из машины. Молодая мексиканка с ребенком на руках шла по другой стороне улицы. Я несколько минут смотрела на нее, потом закрыла глаза и представила себе, как я возвращаюсь с малышкой Лэйси из роддома.
— Вы в порядке? — спросил Гаррисон.
Я снова вернулась в настоящее.
— Ага.
Не думаю, что мне удалось провести Гаррисона. В его глазах застыло выражение попутчика, также привязанного к путешествиям в прошлое. Среди моих знакомых мало кто из мужчин страдает физической зависимостью от прошлого, это скорее прерогатива женщин, как мне кажется. Побочный эффект материнства.
— Все нормально, — сказала я.
Затем огляделась, чтобы получше рассмотреть все вокруг. Стоявшая на углу шлюшка, смутно напоминающая кого-то из знакомых, с подозрением посматривала на нашу машину. Господи, меня тошнит от людей, которые по доброй воле разрушают собственную жизнь. Жизнь и так слишком коротка. Они что, не знают об этом или просто не могут остановиться?
— Она мне кого-то напоминает, — заметил Гаррисон.
Я повнимательнее изучила ее лицо, а потом кивнула.
— Джейми Ли Кертис.
— Проститутка-двойник? — изумленно спросил Гаррисон.
— Более того, это парень.
Гаррисон посмотрел на меня, словно пытаясь понять, шучу я или нет. Причем его удивило не то, что шлюха — переодетый парень, а что она изображает именно Джейми Ли, все-таки внешность у актрисы на любителя.
— Мы говорим об одной и той же женщине? «Рыбка по имени Ванда»?
Я кивнула.
— Я месяц работала в полиции нравов, и три из четырех недель провела загримированной под Джейми Ли. У нее навалом поклонников.
Мы начали разглядывать здание, в котором жил Филипп.
— Вам не кажется, что нам просто повезло? — спросил Гаррисон.
— Нет, мне кажется, что это ловушка.
Не думаю, что он хотел от меня услышать именно такой ответ, поскольку прошлые два раза, когда я входила в дом, один из них взорвался, а второй раз мне вмазали дверью по башке.
— Что собираетесь сделать?
Я пошла через дорогу.
— Давай для начала войдем.
Зайти в этот дом было все равно что попасть в страну третьего мира, чудом оказавшуюся всего в двух кварталах от звезды Рональда Рейгана на аллее Славы.
В коридоре не было света. Стены покрыты подтеками бог знает чего. Из одной из квартир раздавались завывания ближневосточной музыки. А в другой орал младенец и играла сальса. Пахло куркумой, топленым свиным жиром и мочой. Я пыталась не думать о том, что моя девочка находится в подобном месте, отчаянно цепляясь за другую картинку — Лэйси лежит на своей кровати с плеером в ушах и игнорирует все мои попытки поговорить.
— Третий этаж, в конце коридора, — с тревогой сказал Гаррисон. В таких зданиях ребятам из отдела по обезвреживанию бомб приходится бывать нечасто. Взрыв — это преступление высокого класса, продукт образования. Зачем утруждать себя изготовлением взрывного устройства, если достаточно одной-единственной спички?
Площадка второго этажа была усеяна пакетами из «фаст-фуда» и крысиными экскрементами. Мы поднялись на третий этаж, где находились шесть квартир, по три с каждой стороны коридора.
— Его последняя справа, — шепнул мне Гаррисон.
Мы медленно двинулись по коридору. Из нескольких квартир доносились телевизионные голоса на персидском и испанском. Одна из дверей со скрипом открылась, а потом быстро закрылась, когда жилец узнал в нас копов. Дойдя до последней квартиры справа, я вытащила «глок» из кобуры. Гаррисон взглянул на оружие со смесью удивления и дурных предчувствий.
— Мне нужно…
Я кивнула.
Он протянул руку и аккуратно извлек из кобуры пистолет таким жестом, как люди выбирают в магазине артишоки.
— Встань там, — сказала я, указав жестом на другую сторону двери.
Гаррисон занял позицию и кивнул, что готов. Я потянулась к дверной ручке и тут вспомнила Дэйва, исчезнувшего в облаке пыли. Моя рука замерла на полпути, я взглянула на Гаррисона и сделала шаг назад.
— Если предположить самое плохое, что нужно делать, чтобы эта конура не взлетела на воздух?
Гаррисон задумался на секунду.
— Если бы у нас были специальные оптические приборы, то мы могли бы заглянуть под дверь.
Я посмотрела на часы. Начало шестого, самый час пик.
— Как скоро их смогут привезти?
— В это время суток это займет минимум час. Пробки.
— А если вызвать полицию Лос-Анджелеса?
— Немногим меньше. Отдел по обезвреживанию бомб располагается рядом с Полицейской академией. Другой конец города.
Я посмотрела на часы. С каждой секундой моя дочь ускользала все дальше и дальше.
— Нет, у Лэйси нет этого часа.
Гаррисон снова пораскинул мозгами, посматривая на стены.
— Если там такая же бомба, как в бунгало, то стены смогут нас защитить. Не трогайте ручку. Мы выбьем дверь ногой, а потом прислонимся к стене.
— А что, если моя дочка внутри?
Я увидела по глазам, что он не хочет отвечать на этот вопрос. Я только что возложила на него ответственность за жизнь Лэйси, если он все-таки решит войти в дверь.
— О чем хотел поговорить тог парень? О конце света?
— Что-то типа того.
— Тогда я беру всю ответственность на себя, что бы ни произошло.