Я боялась дышать, завороженная его интонацией.
— Нет, не знаю.
— В нас самих, Машенька, в нашей душе, в наших мыслях. И от этого страха труднее всего избавиться, он пожирает нас изнутри, и с ним чертовски трудно бороться. Не дай вам Бог когда-нибудь испытать его. Не бойтесь внешних проявлений страха, они проходят. Как и все в этом мире. — Он помолчал и вдруг безо всякого перехода добавил уже другим, обычным, спокойным и чуть насмешливым тоном: — Спокойной ночи. Уже давно пора спать. — И он так бесшумно покинул балкон, что я и опомниться не успела.
Я подумала, а уж не приснилось ли мне все это — его присутствие и наш странный ночной разговор? И снова тоскливо сжалось сердце в предчувствии надвигающейся беды. Но это ощущение тут же исчезло, словно его и не было. Я посмотрела на небо. Свет луны становился все более тусклым, и уже угадывались слабые сполохи приближающейся зари…
Глава 5
— Вчера всю ночь не мог заснуть, ворочался с боку на бок, как медведь в берлоге. Старею, наверное. — Полный грузный мужчина, с заметно выступающим животом и обрюзгшим лицом, похожий на пожилого бульдога, широко зевнул, не стесняясь сидящего напротив собеседника, и, потянувшись, похрустел суставами.
— Вовсе не обязательно, — возразил ему мужчина, сидевший напротив, — я тоже почти не спал этой ночью.
— Ну да, по тебе ни за что не скажешь, выглядишь как огурчик. — «Бульдог» с легкой завистью взглянул на него. — Это у меня морда опухает, как у бобра. А что, тебе тоже не спалось, бессонница?
— Полнолуние, — он неопределенно пожал плечами.
— А, слышал я эти бредни про то, что полная луна дурно влияет на людей, и вроде бы можно даже сойти с ума. Бред все это, бабушкины сказочки. Неужели ты в это веришь? Ты же такой у нас образованный и рассудительный, — он насмешливо усмехнулся и снова зевнул во весь рот.
— Это не сказка, а научные данные о влиянии на психику человека различных атмосферных явлений. Впрочем, я не специалист в этой области.
Он ловко сменил тему.
— Анатолий, я хотел поговорить с тобой о…
— Слушай, я на тебя обиделся, между прочим, выражаю свое «фе», — бесцеремонно прервал его собеседник.
— За что? — Он слегка приподнял правую бровь, впрочем, ничуть не испугавшись недовольства мэра в свой адрес и вполне спокойно пережив то, что его довольно грубо прервали.
Он уже давно привык к грубоватому и не очень-то уважительному обращению этого человека. Таков он был со всеми, начиная от своих родных и близких, — исключая младшую горячо любимую дочь, но это особый случай. С людьми, стоящими ниже его по должности, а также с коллегами и друзьями и даже с вышестоящими чиновниками, он резал правду-матку в глаза и обращался к ним на «ты». Это могло бы вполне сойти за хамство и излишнюю самонадеянность. Но внешняя грубоватость искупалась внутренней добротой и порядочностью этого простоватого и недалекого на первый взгляд человека. Последнее было также в корне неверно, ибо мэр был человеком очень неглупым и наблюдательным, о чем свидетельствовали его маленькие цепкие глазки, зорко смотрящие на мир из-под густых клокастых бровей. К тому же он отлично разбирался в людях и каким-то внутренним чутьем быстро распознавал подонков, мошенников и любителей лизать задницы вышестоящему начальству в надежде пролезть наверх, за «куском сладкого пирога». Кстати, подхалимажа он терпеть не мог и сурово пресекал любые попытки осыпать его персону дифирамбами и комплиментами. Критику же, справедливую и прямую, он приветствовал, но терпеть не мог сплетен и пересудов за своей спиной и был беспощаден к подобным проявлениям. С Александром Владимировичем Южным они были знакомы уже довольно давно, и их связывали, несмотря на разницу в возрасте и характеров, не только тесные деловые, но и дружеские отношения. Южный пользовался доверием и уважением со стороны мэра, так как он имел возможность не раз убедиться в его высоких профессиональных качествах, прислушивался к его советам, которые почти всегда приносили реальную пользу.
Особенно памятна была история, случившаяся два года назад, когда неугодного многим и не терпящего чьего-то давления мэра очень активно пытались, что называется, убрать и назначить на его место нового, удобного и подходящего для определенного круга претендента. Против Анатолия Ивановича Загоруйко велась настоящая, тщательно спланированная акция, направленная на его моральное уничтожение. Проще говоря, травля. В ход шли самые грязные игры, начиная от средств массовой информации, публикующих явную ложь, порочащую мэра, но тем не менее находящую у многих обывателей поддержку и вскармливающую червя сомнения в сердцах людей, и заканчивая выворачиванием грязного белья, обвинениями в профессиональной непригодности, нечестности и множестве самых разных грехов. Дело дошло до суда, и хотя доказать так ничего и не удалось, но все же имидж мэра, равно как и его репутация, был изрядно подорван. Закончилось тем, что он тогда с инфарктом загремел в больницу. И Южный был одним из очень немногих людей, кто в сложный критический момент не предал своего друга, хотя при этом он сам рисковал нажить на свою голову немало неприятностей. И именно благодаря его решительным и взвешенным действиям и поступкам мэр спас свое кресло и свою пошатнувшуюся было репутацию. Даже приближенные к мэру в то нелегкое время старались если не открыто выступать против своего начальника и коллеги, то, по крайней мере, не лезть на «амбразуру», как впоследствии метко выражался сам «виновник» всей этой кутерьмы. К счастью для самого мэра, все эти не самые веселые события уже были в прошлом, но он не забыл того, что сделал для него Южный. И пускай он не говорил об этом прямо в глаза, так как вообще не любил «сюсюканья» и «взаимного облизывания», как он выражался, но Южный знал: мэр все помнит и благодарен ему. И, случись что-нибудь подобное в его жизни и карьере, он всегда сможет рассчитывать на помощь и поддержку своего друга. Они вообще не говорили друг другу много слов, не выказывали явно своей привязанности. Но мужчины больше ценят поступки, чем слова. Оба были настоящими мужчинами в полном смысле этого слова, это, наверное, и было основным, что поддерживало их дружбу, несмотря на совершенно различные темпераменты и довольно ощутимую разницу в возрасте. Южному едва исполнилось сорок пять, мэр же давно перешагнул 60-летний рубеж.
Пару слов о личной жизни Загоруйко. Женат он был трижды. Первый раз женился рано, сразу после школьной скамьи. У него родился сын. Но с женой они прожили недолго. Второй брак оказался более удачным, у них росли два мальчика. Со второй женой они прожили в мире и дружбе много лет, когда неожиданно еще не старая женщина тяжело заболела. У нее обнаружили редкую неизлечимую болезнь крови, и она сгорела буквально за несколько месяцев. После смерти супруги Анатолий Иванович долго горевал, начал безудержно пить, чтобы как-то забыться и пережить горе, но потом все же сумел взять себя в руки, в «кулак», как он любил выражаться. А после этого тяжелого испытания судьба преподнесла ему подарок в лице женщины, милой и кроткой, с которой он вновь обрел способность радоваться жизни и любить, в то время как сам уже и представить не мог, что такое возможно. Супруга была намного моложе его. И многие за его спиной поговаривали о том, что их брак недолговечен и молодка скоро наставит рожки своему пожилому мужу. Но прогнозы недоброжелателей не оправдались. Супруги жили в любви и согласии, у них родилась дочка, чему немолодой отец был безмерно рад — имея трех сыновей, он давно мечтал о дочери. К тому же поздних детей всегда особенно любят и балуют. Девочку назвали Эльвирой. Поначалу отец был против редкого иностранного имени, он предпочитал простые русские имена, но уступил жене. Впоследствии он искренне стал считать имя дочери самым красивым из всех существующих женских имен. Дочь он обожал и ни в чем ей не отказывал. Все шло прекрасно, но однажды он застал супругу в объятиях своего подчиненного, молодого и неглупого человека, которому он доверял и на которого возлагал большие надежды. Не раздумывая ни минуты, он выгнал обоих: парня с работы, а неверную жену — из семьи. Он так и не смог простить измены, несмотря на слезы и мольбы согрешившей супруги. Бывшая половина вернулась в родной город, а дочка осталась с отцом. Все попытки матери увезти дочь с собой не увенчались успехом. Мэр мог простить все, кроме предательства, поэтому он был непреклонен и даже в чем-то жесток по отношению к тем, кто предавал его. Эта женщина никогда больше не появлялась в его жизни и в жизни ЕГО дочери…