Маньчжурский кандидат - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Кондон cтр.№ 27

Осенью 1952 года, за две недели до возвращения Реймонда из Кореи и получения им Почетной медали Конгресса, почти за два месяца до окончания второго и последнего срока губернаторства Большого Джона, сенатор Оули Банстофсен, импозантный пожилой человек, представлявший в Вашингтоне свой штат на протяжении шести сроков подряд, перенес инфаркт почти сразу же после небольшого обеда со своими старинными и очень близкими друзьями, губернатором Джоном Айзелином и его женой. Он умер на руках губернатора, прямо как императрица Ливия в Древнем Риме. Последние слова, которыми они обменялись, сделали обоих неотъемлемой частью американской истории, поскольку именно тогда Большой Джон обрел свое жизненное призвание. Эти слова были записаны, приводим конец этой записи.

Сенатор Банстофсен. Джон… Джонни… ты здесь?

Губернатор Айзелин. Оули! Оули, дружище. Не пытайся говорить! Элеонор! Да где же этот доктор?

Сенатор Банстофсен (и это были его последние слова). Джонни… ты должен… продолжать. О, пожалуйста, Джонни, поклянись прямо здесь, у моего смертного одра, что ты будешь сражаться, чтобы спасти нашу страну… от коммунистической угрозы.

Губернатор Айзелин. Обещаю, дорогой друг, обещаю от всей души, что буду до последней капли крови сражаться, чтобы не дать коммунистам захватить власть в нашей стране. (Сенатор Банстофсен обмякает на руках губернатора и умирает со счастливой улыбкой на устах.)

Губернатор Айзелин. Он ушел! О, Элеонор, он ушел. Великий борец обрел покой.

Надо полагать, эта дословная запись была сделана матерью Реймонда, поскольку, кроме Джонни, только она присутствовала при смерти сенатора, и у нее, безусловно, нашлось для этого время, пока они ждали доктора, да и слова его были все еще свежи в памяти. Джонни, однако, не обнародовал эту запись почти три года, хотя все это время она, конечно, тщательно сохранялась, поскольку имела огромную ценность с точки зрения вдохновляющего воздействия на умы американцев и не только американцев.

Губернатор Айзелин провозгласил себя преемником сенатора Банстофсена. Последовали добрая схватка, а за ней и его переизбрание. Судья Крашен привел его к присяге 18 марта 1953 года, после того, как по настоянию жены Большой Джон в течение двух с половиной месяцев проходил курс лечения от алкоголизма и наркомании на закрытом ранчо в напоенном солнцем Нью-Мексико, в заведении с опытным, заслуживающим доверия, не болтливым персоналом. Это стало естественным завершением рождественских праздников 1952 года, во время которых Джонни не просыхал.

Что такое сознание вины как не пол арены, рванувшийся навстречу падающему с трапеции акробату? Без него пуля становится просто небольшим предметом, непонятно зачем летящим сквозь воздух. Благодаря чувству вины, напоминающему об угрозе морального разложения, человечность обретает вкус и запах. Лишенное чувства вины существование в раю стало таким нудным, что в глазах Евы первородный грех придал ему остроту. Сознание вины Реймонда, этот грубый оттиск первородного греха, было стерто. В результате получилось нечто совершенно уникальное. Все будущие грехи были отпущены ему раз и навсегда, и, что бы он ни сделал, сознание вины у него возникнуть не могло.

Закончилось печальное детство, и для Реймонда наступил возраст любви. Увязший в трясине своего надменного, робкого и скептичного характера, он был обречен найти решение всех своих проблем исключительно в моногамии — если ему было позволено любить вообще. Реймонд не умел заводить друзей. Вырастая, он попадал в зависимость от детей тех, кого его мать культивировала в своем саду; в основном политиков, их прислужников и других людей, которые могли пригодиться политикам, например: журналисты, наиболее энергичные из ветеранов и национальных меньшинств, патриоты и взяткодатели, запутавшиеся женщины и своекорыстные священники.

Совершенно случайно в возрасте двадцати одного года Реймонд встретил однажды дочь человека, которого его мать не приняла бы ни при каких обстоятельствах. Девушку звали Джозелин Джордан. Отец ее был сенатором Соединенных Штатов и опасным либералом во всех смыслах этого слова, хотя состоял в той же партии, что и Джонни Айзелин. Джорданы жили на востоке США и оказались в штате матери Реймонда совершенно случайно, потому что дело происходило летом, когда школьные учителя и сенаторы, для которых еще не настало время переизбрания, могут позволить себе потратить накопленное за год жалованье. Подружка пригласила Джози с отцом отдохнуть в их летнем загородном доме, пока ее собственная семья путешествовала по Европе. Джорданов ждала спокойная прохлада голубого озера, окруженного неумолчно шепчущими американскими липами и бальзамином. Разумеется, если бы им было заранее известно, что поблизости окажутся губернатор Айзелин с женой, они вежливо отказались бы от приглашения. Когда же это выяснилось, Джорданы уже прочно обосновались в летнем доме, и было поздно предпринимать что-либо.

Тем летом Джози исполнилось девятнадцать. Она появилась из-за поворота пыльной дороги как раз в тот момент, когда Реймонда укусила змея. Он лежал в своих темно-вишневых плавках на дороге, по которой только что шел, переводя взгляд с зеленой змеи, медленно ползущей по золотистой пыли, на четкую ранку на своем голом бедре. Увидев Реймонда, Джози остановилась, молча глядя на два темных пятнышка на его здоровой коже, потянулась к притороченной позади сиденья велосипеда маленькой пластиковой сумке, достала оттуда бритвенное лезвие, бутылку с красновато-фиолетовой жидкостью и опустилась на колени рядом с Реймондом.

В ее чистых карих глазах светилась такая уверенность, что и в нем вспыхнула надежда. Она надрезала каждое темно-красное пятнышко крест-накрест, соединила их прямым надрезом, прижалась ртом к ноге Реймонда и высосала кровь сначала из одной ранки, потом из другой. Каждый раз, сплюнув кровь, девушка вытирала рот тыльной стороной руки, движением рабочего, только что прикончившего сэндвич и бутылку пива. Она полила порезы жидкостью из бутылки, разорвала пополам носовой платок, перевязала ногу Реймонда и снова пропитала импровизированную повязку красновато-фиолетовой жидкостью.

— Надеюсь, я все сделала правильно, — дрожащим голосом сказала девушка. — Отец говорит, что в этой части страны змеи очень опасны, поэтому я вожу с собой лезвие и раствор марганцовки. Теперь не двигайся. Это очень важно — не двигаться, чтобы то, что осталось от змеиного яда, не начало распространяться по кровеносной системе. — Она отошла к своему велосипеду. — Я быстро вернусь с машиной. Минут десять, не больше. Просто лежи спокойно и все. Слышишь?

Быстро нажимая на педали, незнакомка снова исчезла за тем же поворотом дороги, который совсем недавно волшебным образом создал ее. И только после этого до Реймонда дошло, что он не сказал ей ни слова и что, хотя он ожидал, что умрет от укуса змеи, с момента появления девушки он не думал ни о змее, ни об укусе, ни о надвигающейся смерти. Парень в смущении посмотрел на свою туго перевязанную ногу сразу под краем плавок. Фиолетово-красная жидкость и кровь двумя параллельными струйками стекали по ноге, и у него мелькнула мысль, что, случись все это с его матерью, она бы утверждала, что фиолетово-красная жидкость — тоже ее кровь.