– Жир раньше никогда не нападал на людей, – доложила Фиалка. – Не знаю, что им овладело. Он гонялся за крысами, но… – Ее голос умолк в замешательстве. – Послушайте, возможно, я могу вас проводить? – предложила она раненому.
– Вообще-то можете, – выдал он, яростно растирая голень. – Вы могли бы оказать мне любезность и помочь доковылять до собрания, которое я организую в общественных палатах.
– А что там будет? – поинтересовалась Фиалка, подняла плакат «МЯСО – ЭТО УБИЙСТВО» и прислонила его к оградке.
– Встреча Вегетарианского Общества, – ответил мужчина. – Разрешите представиться. Меня зовут Генри Сольт, и я хотел бы предложить вам и вашей собачке, мисс, стать нашими гостями.
– Фиалка Скрэби, – произнесла она, протягивая руку. – А это Жир. – Мисс Скрэби слегка пнула корги, и тот повесил голову. Сходить на это несчастное собрание – меньшее, что она может сделать, решила Фиалка, полунеся хромающего мистера Сольта до зала; Жир неохотно плелся за ними следом. Помещение было пыльным; Фиалка уселась, и вскоре зал стал заполняться странными людьми – потрясающе худыми, как на подбор. Фиалка содрогнулась, радуясь собственной набивке, полезной на местных жестких стульчиках.
– Прошу вас, тишина! – крикнул мистер Сольт, умоляюще воздев руки перед публикой. – Хочу приветствовать новичка на нашем собрании! Разрешите представить вам мисс Фиалку Скрэби!
По толпе прокатился приветственный шепоток, а сидевшая рядом с Фиалкой женщина, тощая как селедка, пропищала:
– Приятно познакомиться с вами, мисс!
Речь мистера Сольта была длинной; он явил себя страстным защитником братьев наших. Особенно тех, что с перьями, мехом и чешуей. Фиалка, которая видела туши многих братьев наших меньших, а также готовила и пробовала наиболее экзотичных, благодаря Cuisine Zoologique, с раздражением слушала его евангелический трактат. Глянув мельком на полупустой зал, она поняла, что мистер Сольт проповедует обращенным. Его доводы были смутны, многословны и горячи, и, если выпарить – как выпаривают бульон, – основной аргумент звучал просто: все люди – лицемеры.
– Посмотрите на нас, – громыхал он. – Мы холим наших питомцев и относимся к ним, как к людям, – здесь он бросил взгляд на Жира, ретировавшегося еще дальше под стул Фиалки, – а затем уничтожаем целый класс животных ради дьявольского потребления. – Жир несчастно засопел. Между тем Фиалка вспоминала работу отца над Королевским Царством Животных и настояния Ее Величества Бегемотицы, чтобы все чучела наряжали в бриджи и так далее, и признала, что в этом Сольт прав. – Антропоморфизм превращает всех нас в каннибалов, – продолжал тот. – И единственный выход – отринуть жажду мяса и есть травы полевые!
А вот тут они не сходились.
– Мы самые сложные и высокоразвитые существа на земле, – возгласил Сольт. – Но, несмотря на тысячелетия нашей цивилизации, потворствуем нашим примитивным инстинктам кормиться плотью. И это вершина человечества – выращивать существ, дабы потом убивать их ради потребления? Неужели мы всего лишь варвары-мясники?
Мистер Сольт так расписывал права божьих тварей, святость Франциска Ассизского
[86]
и бесчеловечность людей, что по щеке Жира стекла виноватая слеза, но губы Фиалки все так же были сжаты в неприятии. Когда мистер Сольт закончил, группа недокормленных слушателей разразилась бурными аплодисментами, а женщина-селедка, сидевшая рядом с Фиалкой, встала, извлекла из-под стула блюдо и сдернула с него льняную салфетку. Фиалка постаралась собраться с мыслями и принюхалась, пока тощая женщина передавала по кругу тарелку с комковатыми вегетарианскими пирожками. Затем взяла кусочек и выплюнула.
– Это отвратительно, – постановила она.
– Возможно, вы заинтересуетесь стать нашим членом? – спросила, ни капли не смутившись, худышка. – Вегетарианство весьма полезно для фигуры.
– Ни в жизни, – отрезала мисс Скрэби, внезапно проголодавшись и ощутив острую потребность в свиной отбивной. Таща за собой несчастного Жира, Фиалка вынесла из зала свои огромные телеса и направилась к мяснику.
И снова: что это, эфемерное присутствие Опиумной Императрицы и облако астральных частиц или судьба заставили ее захотеть отбивную? Или, может, простая, откровенная людская жадность?
Что бы то ни было, через пару минут Фиалка Скрэби уже смотрит на витрину лавки мистера Самюэля, украшенную глиняной статуэткой поросенка, с круглой, толстощекой, без капли иронии мордочкой предлагающего тарелку с отбивными, сосисками и ломтиками бекона. Фиалка входит, таща за собой Жира. Но – откуда такое идиотство в глупой башке этого создания? Он скулит! Что происходит?
– Замолчи, глупая псина, – шикает Фиалка и снова пинает Жира. Тот повизгивает на залитых кровью опилках. В людной лавке мясника с крюков свисает подвешенная за ноги птица, испуская чарующий и варварский аромат смерти, столь знакомый Фиалке с детства, когда она играла на полу комнаты для рубки мяса Кабийо. Мясник, как и Кабийо в разделочные дни, одет в окровавленный передник, а его жирные пальцы, замечает Фиалка, рябые от крови и холода, неотличимы от свиных сарделек, связку коих он заворачивает в бумагу для покупательницы. Он словно упаковал свою отрезанную руку.
– Держите, отличный кусок мяса, мадам, – бормочет он, вручая женщине кровавый сверточек.
Невидимый дух Опиумной Императрицы висит над Фиалкой, пока та оглядывается, рассматривая зал – такой похожий на разделочную дома и внезапно такой чужой. Что на нее нашло?
Жир снова повизгивает, и скулит, и тянет поводок, рвется на улицу. «Травы полевые… всех нас в каннибалов…» Это слова мистера Сольта. И почему они вспомнились ей сейчас? Почему здесь? Все еще словно приросшая к полу, Фиалка наблюдает, как мясник обслуживает следующего покупателя, кашляющего человечка, и снимает для него барашка с крюка. Мисс Скрэби смотрит, как мясник умело орудует ножом, обрушивает его с хрустом, зверски рассекает хрящ и протягивает мужчине на рассмотрение половину бараньей грудной клетки. Фиалка поворачивается и видит висящих мертвых свиней, широко распоротых, словно маленькие пианино, рядом с телячьими головами, бедрышками ягненка, подносами с печенью в лужицах чернильной крови, скользких белых мозгов и длинной требухи, толстой и бледной, словно подложка ковра.
– Добрый день, мисс, – произносит мясник, обращаясь к Фиалке, которая вдруг оказалась в начале очереди. Он протягивает к ней кровавые руки. – Чем могу служить?
Фиалка некоторое время рассматривает мясника:
– Ничем, – резко бросает она. Что-то душит ее. – Здесь слишком много крови.
– Прошу прощения, мисс?
Тишина. Полузадушенный вздох. Жир, внезапно исполнившись дерзости и улучив момент, тянет поводок и силком выволакивает Фиалку из лавки.
Фиалка Скрэби с тех пор утверждала, что именно случайная встреча с мистером Сольтом на улице и открывший глаза визит в лавку мясника стали для нее первым шагом по дороге в Дамаск.
[87]
В тот день, вспотев и разволновавшись после приключений, Фиалка вернулась домой и обнаружила, что, вопреки здравому смыслу, слова мистера Сольта все так же звенят в голове. «Антропоморфизм превращает всех нас в каннибалов, – провозглашал он. – Если мы действительно верим, что у животных есть душа, то должны воздержаться от поедания наших братьев! А если у них нет души, то почему, вопрошаю я, слон проливает слезу и мать-леопард жертвует жизнью, чтобы спасти детеныша?»