Заклятие - читать онлайн книгу. Автор: Цай Цзюнь cтр.№ 29

Мать продолжала:

— Там только в конце семидесятых отменили пропускной режим, и мы долгое время ожидали на военной базе, пока нас пропустят на Лобнор. По дороге на Лобнор всюду бескрайняя пустыня, мы проехали через барханы Лунчэна в нижнем течении Тарима, видели их причудливые формы, когда они, то скопившись вместе, то разбежавшись по одиночке, отражают солнечные лучи. Эти безжизненные холмы, нанесенные ветром, предстают в самых разнообразных формах, напоминая то холмы и горы, то древние крепости, то сигнальные башни. Все это меня глубоко потрясло, напомнив о работе волшебного топора великой природы.

Потом мы проехали береговую линию и въехали на дно Лобнора. Это местность ровная и плоская, абсолютно сухая, без единой травинки. Мне просто не хватает слов, чтобы передать безжизненность этой пустыни. Мы доехали до западного берега Лобнора и разбили лагерь для ночевки.

Утром следующего дня мы осторожно перешли высохшее русло реки Тарим, двинулись вдоль этого русла и по берегу бывшей реки добрались до древнего города Лоулань. По дороге были видны только бескрайние солончаки, печального для людей серовато-коричневого цвета. Под ними в несколько метров толщиной лежали слои темно-серого грунта, в котором белели кристаллы соли. Поднимешь голову к небу — не видать летающих птиц, посмотришь вниз на землю — ни одной растущей травинки. Вот что такое Лобнор, земля гибели и смерти. Там я испытала ужас. И вот в состоянии этого ужаса я увидела высоко взметнувшуюся буддийскую пагоду Лобнора, потому что мы наконец пришли в Лоулань.

Древний город плотно окружен барханами, здесь весь год господствует северо-восточный ветер, так что весь Лоулань от бешеного ветра разделен песками на части. Теперь вспоминаю: хоть все окружение ужасало, древний город Лоулань поразил меня красотой. Искалеченный город был прекрасен, а только искалеченное прекрасное — вечно. Лоулань искалечен, поэтому он вечен.

— Разве Лоулань вечен?

Бай Би была захвачена рассказом матери, но, услышав эти слова, очнулась. Мать кивнула ей.

— Это слова, сказанные твоим папой. Я и твой папа всегда занимались археологией. Объекты деятельности археологов почти всегда повреждены, и, может быть, именно поэтому у людей возникает чувство таинственного и прекрасного. Но тогда мы недооценили красоту руин древнего города Лоулань. Мы были поглощены раскопками в разных его местах. Мы добыли сравнительно немного предметов материальной культуры, поскольку незадолго до этого здесь уже побывала археологическая экспедиция. К тому же еще в 1901 году Стейн и Свен Хедин здесь уже копали. В тот раз нашей главной задачей было изучение типов построек древнего города Лоулань и планировка города. Мы в Лоулане поработали только несколько часов, а потом ушли, вернулись в лагерь.

Здесь она вдруг прервала свой рассказ.

— А что случилось потом? — спросила Бай Би.

— Потом, потом… — Глаза у матери потухли, голос сделался тише. Бай Би взволновалась: похоже на нарушение душевного равновесия. Она захотела прервать рассказ матери и больше ничего не расспрашивать, но мать вдруг начала невнятно бормотать, настолько невнятно, что разобрать было невозможно.

Бай Би побледнела. Она смотрела на увеличившиеся, вылезающие из орбит глаза матери и вслушивалась в звуки, непрерывно слетающие с материнских губ.

Бай Би уже испугалась и обхватила мать за плечи:

— Мама, не рассказывай больше! Что с тобой? Ты плохо себя почувствовала?

Мать не откликнулась, она дрожала всем телом.

Бай Би поднялась, осмотрелась вокруг и громко закричала:

— Люди, сюда!

На голос пришла поэтесса. Посмотрев на мать и дочь, она воскликнула:

— Бай Би, у твоей мамы припадок! Скорей отведи ее к врачам!

Вдвоем они подняли мать под руки и прошли вместе мимо цветника.

Все больные остановились и смотрели на них. Они отвели мать Бай Би в палату. Врач осмотрел мать и сделал ей укол. Очень скоро мать перестала кричать, уставилась взглядом прямо вперед, и Бай Би с поэтессой смогли уложить ее на койку. Скоро она спокойно заснула.

Бай Би было тяжело глядеть на больную мать. Может, не стоило ее расспрашивать о событиях того времени, ведь это было так давно. Есть ли какая-то связь с сегодняшними событиями? Если такая связь и есть, то это дела отца и матери, их собственные дела. Мать имеет право свои личные дела навечно схоронить в своей душе, и у Бай Би нет права допытываться о них.

Она раскаивалась и вздыхала, понурив голову.

Поэтесса все время сидела рядом, стараясь утешить:

— Бай Би, душевнобольную нельзя принуждать, даже если она спокойна. Как только в твоих речах какое-нибудь слово коснется чувствительного для нее места, может разыграться припадок. Ты на меня посмотри: я сейчас совсем как нормальная, иногда даже думаю, что очень здоровая, а не больная, но, как только вспомню прошлое, тут же жду припадка. Начнется припадок, и я тогда сама не знаю что сделаю, пока не очнусь после укола. Только тогда пойму, что я по-прежнему душевнобольная.

Бай Би тщательно обдумывала сказанное поэтессой. Может быть, то, о чем она только что говорила с матерью, навело мать на мучительные воспоминания? Однако, какие же такие воспоминания были для ее матери столь мучительны? Смерть отца? Но она сейчас ни словом не коснулась отцовской смерти, разговор дошел только до возвращения из древнего города Лоулань, откуда они опять поехали в другое место. Куда же они тогда поехали? Может быть, мать не пожелала рассказывать о пережитом в то время?

— Твоя мама обычно совсем неплоха, припадков почти не бывает, но врач не позволяет ей уходить из клиники. Я думала, что они хотят брать с вас деньги за место, а оказывается, врач боится не зря, — продолжила поэтесса.

Бай Би кивнула. Она поблагодарила поэтессу и просидела около матери часа два. Лишь перед наступлением темноты поспешила покинуть психиатрическую клинику.

Когда она выходила из ворот, уже стемнело. Бай Би спокойно села в автобус у ворот клиники, но водитель посматривал на нее с недоверием. Она поняла, что люди подозревают в ней душевнобольную, которая воспользовалась темнотой, чтобы сбежать из клиники. Решила не обращать внимания. В автобусе было много свободных мест, она села у окна, чтобы глядеть на ночной пейзаж.

Она открыла окно, и осенний ветер со свистом ворвался внутрь. Ей показалось, что вместе с шумом ветра доносится чей-то далекий голос.

Ло Чжоу смотрел в окно, осенний ветер врывался в комнату, в его ушах среди шума ветра слышался чей-то голос, прямо как он написал в своей пьесе. Его пальцы уже давно замерли на клавиатуре; полчаса, а то и целый час ни одного нового иероглифа не появлялось на экране.

Он невозмутимо вглядывался в название пьесы «Лоулань — пагуба для души» и вдруг впервые почувствовал раскаяние, что взялся писать про этот город. Свою первую пьесу он целиком посвятил этому далекому древнему городу лишь потому, что любил романы Иноуэ Ясуси. Наверное, стоило продумать все последствия.