– Сделаем, – пообещал Маккензен.
– А потом ложитесь на дно. И последнее. Покончите с этим мерзавцем Миллером. Раз и навсегда.
Маккензен бросил на бесчувственного журналиста взгляд прищуренных глаз и проскрипел в трубку:
– С удовольствием.
– Тогда всего доброго и прощайте.
Маккензен порылся в записной книжке и вновь позвонил. Напомнил собеседнику об услуге, которую тот оказал «ОДЕССЕ». Потом распорядился, куда ехать и что делать.
– Машину и труп, что лежит рядом с ней, бросьте в ущелье. Облейте бензином и подожгите. У мертвеца предварительно выньте из карманов все, способное указать, кто он.
– Понял, – произнес голос в трубке. – Возьму с собой тягач и кран.
– Последнее. В кабинете на залитом кровью коврике у камина будет еще один труп. Избавьтесь и от него. Лучше всего заверните в коврик, привяжите к нему хороший груз и бросьте в какое-нибудь озеро. И чтоб не наследить. Ясно?
– Сделаем. Приедем к пяти, а закончим к семи. Лучше всего везти такой груз незаметно.
– Прекрасно, – сказал Маккензен. – Меня к тому времени здесь уже не будет. Но вы найдете все, о чем я сказал.
Маккензен повесил трубку, встал из-за стола и подошел к Миллеру. Вынул «люгер», машинально проверил, снят ли он с предохранителя, хотя помнил, что сделал это совсем недавно, нацелил пистолет в лоб журналисту…
Годы, которые Маккензен прожил словно хищный зверь, наделили его чутьем леопарда. Он еще не заметил упавшую на ковер тень человека, стоявшего на пороге меж стеклянных дверей, но ощутил ее и резко обернулся, готовый стрелять. Однако гость был безоружен.
– Кто вы? – прорычал Маккензен, держа его на мушке.
Пришелец шагнул в кабинет. На нем были черные кожаные сапоги, брюки и куртка мотоциклиста. Левой рукой он прижимал к животу шлем. Бросив взгляд на пистолет в руке Маккензена, на тело у камина, он бесстрастно сказал:
– Меня сюда послали.
– Кто?
– Мой камрад, Рошманн.
Маккензен хмыкнул, опустил пистолет и произнес:
– А он уже уехал.
– Уехал?
– Да, отвалил в Южную Америку. И все из-за этого мерзавца журналиста. – Он указал дулом пистолета на Миллера.
– Вы собираетесь его прикончить?
– Конечно. Он нам все карты спутал. Разыскал Рошманна, послал в полицию материалы на многих наших товарищей. Если вы есть в его досье, вам тоже надо сматываться.
– В каком досье?
– Досье «ОДЕССА».
– Меня там нет, – заверил его незнакомец.
– Меня тоже, – буркнул Маккензен. – Но Вервольф есть. Он приказал убрать журналиста.
– Вервольф?
Маккензен насторожился. Человек, знавший Рошманна, не мог не знать Вервольфа. Палач прищурился и спросил:
– Разве вы не из Буэнос-Айреса?
– Нет.
– А откуда?
– Из Иерусалима.
Всего на полсекунды Маккензен замешкался, пытаясь понять, причем тут Иерусалим, а потом вскинул пистолет. Но полсекунды вполне достаточно, чтобы умереть.
Пуля из «Вальтера», спрятанного под шлемом, пробила фиберглас и вонзилась Маккензену под ключицу. Шлем упал, обнажив правую руку пришельца, из которой вновь выстрелил окутанный голубым дымом «Вальтер ППК».
Маккензен был человеком крупным и сильным. Несмотря на ранение в грудь, он сумел бы выстрелить, но вторая пуля, вошедшая ему в голову на два пальца выше правой брови, сбила его с прицела. К тому же она его прикончила.
Миллер очнулся в понедельник утром в отдельной палате Главного госпиталя Франкфурта. Полчаса он пролежал, привыкая к бинтам на голове и грохоту двух артиллерийских батарей внутри нее. Найдя кнопку, он позвонил, но вошедшая медсестра приказала лежать тихо, объяснив, что у него сильное сотрясение мозга.
Постепенно Петер вспомнил все, приключившееся с ним вчера до середины утра. Больше ничего в памяти восстановить не удалось. В конце концов Миллер задремал, а когда проснулся, оказалось, что за окном уже стемнело, а у постели сидит и улыбается какой-то мужчина. Миллер вгляделся в его лицо и сказал:
– Я вас не помню.
– Зато я вас помню хорошо, – сказал гость.
Петер призадумался и вдруг проговорил:
– По-моему, я вас где-то видел. Вы приезжали к Остеру, верно? Вместе с Леоном и Мотти.
– Да. Что вы еще помните?
– Почти все. Память возвращается ко мне.
– А о Рошманне?
– Тоже. Я говорил с ним. И собирался идти в полицию.
– Рошманн скрылся. Очевидно, бежал в Южную Америку. Дело сделано. Все кончено. Понимаете?
– Не совсем, – Миллер осторожно покачал головой. – У меня есть материал для классного очерка. И я его напишу.
Улыбка сползла с лица гостя. Он подвинулся к Петеру и сказал:
– Послушайте, Миллер. Вы паршивый дилетант и остались в живых только чудом. Ничего вы не напишете. Мы увезем дневник Таубера в Израиль. У вас в пиджаке был снимок капитана вермахта. Это ваш отец?
– Да.
– Ради него вы все это и затевали? – спросил Йозеф.
– Да.
– Что ж, примите мои соболезнования. А теперь о досье. Что было в нем?
Миллер все рассказал.
– Тогда почему вы не отдали его нам? – разгневался Йозеф. – Вы неблагодарный человек, Миллер. Мы столько сделали, чтобы внедрить вас в «Одессу», а вы все отдали немцам. Мы могли бы использовать те сведения с большей пользой.
– Я мог послать их только почтой. А вы так перестраховались, что не дали мне адрес Леона.
– Верно, – пришлось согласиться Йозефу. – И все же вам не о чем писать. Дневника у вас нет, досье тоже. Остаются лишь ваши голые слова. Если вы заговорите, вам никто не поверит, кроме «ОДЕССЫ», и бывшие эсэсовцы вновь начнут охотиться за вами. А может быть, за вашей матерью или Зиги. И церемониться не станут.
– А что с моей машиной? – вдруг поинтересовался Миллер.
– Черт, я и забыл, что вы не в курсе дела.
Йозеф рассказал о бомбе в «ягуаре» и о том, как она взорвалась.
– Говорю, они не церемонятся, – закончил он. – Мы нашли обгоревшие остатки «ягуара» в ущелье. Там был и чей-то труп. Так что придерживайтесь такой легенды: вы взяли попутчика, он оглушил вас обрезком водопроводной трубы, вывалил на дорогу и угнал машину. В госпитале подтвердят, что «скорую помощь» вызвал проезжавший мимо мотоциклист, заметив вас лежавшим у обочины. Они меня не узнают – я был в шлеме и очках. Два часа назад я от имени работника госпиталя позвонил в Немецкое информационное агентство и рассказал эту историю. Словом, вы – жертва бандита, который потом попал в аварию и разбился насмерть.