Афганец - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Форсайт cтр.№ 19

С трудом сдерживая слёзы стыда — его отсылали как какого-нибудь ребёнка, — восьмилетний Измат Хан обнял отца и старшего брата, взял за поводья осла, на котором сидела его мать, и повернулся в сторону тянущихся к небу горных пиков. Пройдёт семь лет, прежде чем он вернётся из ссылки. Вернётся, чтобы драться с русскими с холодной жестокостью и трезвым расчётом.

Для придания себе респектабельности в глазах мировой общественности было решено, что каждый из участников Пешаварской Семёрки создаст собственную политическую партию. Партия Юниса Халеса стала называться Хизб-Ислами, и все, кто ему подчинялся, вступили в неё. Вокруг Пешавара появились наспех возведённые палаточные городки, обустройством которых занималась какая-то неизвестная большинству афганцев Организация Объединённых Наций. ООН согласилась с тем, что каждый из афганских лидеров, прикрывающихся теперь маской политической партии, должен иметь собственный, отдельный лагерь беженцев, открытый лишь для членов соответствующей партии.

Была и ещё одна организация, занимавшаяся распределением продовольствия и одеял. Её символом был красный крест. Представителей её Измат Хан никогда раньше не встречал, но горячий суп после трудного перехода через горы выпил с удовольствием. Распределением помощи занимались как ООН, так и администрация генерала Зия-уль-Хака. Облагодетельствованным щедростью Запада обитателям палаточных городков предъявлялось только одно требование: мальчики должны обучаться в религиозных школах — медресе, открытых в каждом лагере. Другого образования подрастающие афганцы не знали. Им не преподавали математику или естественные науки, историю или географию, но зато они до бесконечности повторяли заученные строки Корана. В будущем их ждала только одна наука: наука войны.

Преподававшие в медресе имамы получали деньги от Саудовской Аравии, и многие из них были саудовскими арабами. Афганским детям они несли ту единственную версию Корана, которую знали сами и которая была разрешена в Саудовской Аравии: ваххабизм — самое жестокое и самое нетерпимое течение в исламе. Так под сенью красного креста, распределявшего продовольствие и медикаменты, вырастало новое поколение афганцев, обработанных имамами и превращённых в фанатиков веры.

Нури Хан посещал семью так часто, как это только позволяли обстоятельства: два или три раза в год, оставляя за себя старшего сына. Каждое такое путешествие было нелёгким и рискованным, а годы не добавляли Нури Хану здоровья и сил. В 1987-м Измат Хан с трудом узнал отца — изнурённый, с морщинистым лицом и потухшими глазами, тот выглядел постаревшим на десяток лет. Старший сын его погиб при бомбёжке, когда, спасая жителей деревни от налёта, уводил их в пещеры. Измату уже исполнилось пятнадцать, и сердце его переполнилось гордостью, когда отец велел ему возвратиться на родину, вступить в ряды повстанцев и стать моджахедом.

Женщины, конечно, плакали, дедушка, которому не было суждено пережить ещё одну суровую зиму в лагере, ворчал. Потом Нури Хан, его оставшийся сын и восемь мужчин, приходивших навестить свои семьи, попрощались с остающимися и тронулись на запад, чтобы, перейдя горы, попасть в провинцию Нангархар и снова окунуться в войну.

Вернувшийся в Афганистан подросток был другим, как другим был и пейзаж, представший его глазам. В долинах не осталось ни одной целой хижины. Истребители-бомбардировщики и боевые вертолёты опустошили горные села от Паншера на севере, где сражался Шах Масуд, до Пактии и хребта Шинкай на юге. Обитатели равнин жили под контролем афганской армии и в страхе перед тайной полицией ХАД, обученной и вымуштрованной советским КГБ.

Но горцы и присоединившиеся к ним жители равнин и горожане были неуловимы и, как выяснилось позже, непобедимы. Несмотря на воздушное прикрытие, которого не было в своё время у британцев, русские, совершая марш из Кабула в Джелалабад, повторили судьбу британской колонны, уничтоженной полтора столетия назад на том же маршруте.

Дороги кишели засадами, горы оставались неприступными, так что рассчитывать русским оставалось только на авиацию. Но с сентября 1986-го, когда к моджахедам поступили первые американские «Стингеры», летать приходилось выше, что снижало точность бомбометания. Потери русских неумолимо росли, численность живой силы снижалась из-за ранений и болезней, а боевой дух в войсках падал, как пикирующий на добычу сокол.

Война была жестокая. Пленных брали мало, и те, кто погибал быстро, могли считать себя счастливчиками. Особенно люто горцы ненавидели русских лётчиков. Захваченных живыми оставляли на солнце, сделав небольшой разрез на животе, так что внутренности распухали, вываливались наружу и поджаривались до тех пор, пока облегчение не приносила смерть. Иногда пленных отдавали женщинам, которые ножами сдирали с живых кожу.

Русские отвечали бомбами, ракетами и пулемётами, уничтожая всё, что движется: женщин, детей и домашний скот. В горах разбрасывали миллионы мин, из-за чего в стране выросло поколение калек. Война убила миллион афганцев, сделала инвалидами ещё столько же и превратила в беженцев пять миллионов.

В лагере для беженцев Измат Хан познакомился с самыми разными видами оружия, но его любимым был, конечно, знаменитый «Калашников» — «АК-47». По иронии судьбы, автомат, пользовавшийся уважением повстанцев и террористов всего мира, бил теперь по его создателям. «Калашниковыми» афганцев снабжали американцы, и на то была веская причина: каждый моджахед мог пополнить боезапас, забрав рожок у убитого русского, так что патроны не приходилось доставлять из-за границы.

Вторым по предпочтению оружием был «РПГ» — простой, удобный в обращении, легко перезаряжающийся и высокоэффективный на средней дистанции гранатомёт. Гранатомёты тоже поступали с Запада.

Измат Хан выглядел старше своих пятнадцати лет и даже отчаянно пытался вырастить что-нибудь на голом пока подбородке. Горы быстро вылепили из него воина, придав жёсткости и без того твёрдому характеру. Видевшие пуштунских бойцов сравнивали их с горными козлами, не знающими усталости, выносливыми и ловкими.

Он провёл дома уже год, когда однажды его вызвал к себе отец. С отцом был незнакомец — тёмное от солнца лицо, чёрная борода, серые шерстяные шаровары, высокие горные ботинки и кожаная безрукавка. На земле лежал огромнейший рюкзак и рядом две завёрнутые в овечью шкуру трубы. На голове — пуштунский тюрбан.

— Этот человек — гость и друг, — сказал Нури Хан. — Он пришёл, чтобы помочь нам и драться вместе с нами.

Юный пуштун изумлённо таращился на чужака и, казалось, не слышал, что говорит отец.

— Он афганец? — спросил Измат.

— Нет, он англиз.

Невероятно! Англизы — старинные враги. Более того, перед ним стоял тот, о ком имам в медресе неизменно отзывался с презрением и злобой. Кафир, неверный, насрани, христианин, обречённый на вечные муки в аду. И он, Измат, должен пройти с таким человеком сотни миль, пересечь горы и привести чужака в большую долину на севере? Как же так? Однако ж его отец, хороший человек и добрый мусульманин, назвал пришельца гостем и другом. Разве такое возможно?