Через минуту фургон остановился, и кто-то открыл дверь. Машина стояла в гараже.
— Выходите, пожалуйста, — сказал мне молодой человек. — Следуйте за мной.
Мы поднялись вверх по лестнице и оказались в комнате без окон.
— Меня зовут Чжэн, я буду работать вместе с вами. Рад познакомиться.
— Спасибо, Чжэн. Меня зовут Суарес Сальседо. Где мы?
— В надежном месте. Подойдите поближе к свету. Молодой человек открыл папку и показал мне несколько фотографий.
— Вот священник, которого мы ищем, его зовут Режи Жерар. Это его последняя фотография.
Он показался мне довольно обыкновенным типом лет сорока. Никак не старше сорока пяти…
— Он пропал три недели назад. Рукопись у него.
— Почему он пропал?
— Кто-то проник в наши ряды, а когда мы это поняли, его уже было не достать. Действовать тайно — большая проблема. Мы собирались перевести священника в другое место, но нас опередили. Кто-то его выкрал.
— Кто это мог быть? — спросил я.
— Вижу, вы смотрите в корень. Это могло быть правительство, в таком случае мы больше его не увидим. Возможно, другое тайное общество, которое стремилось избежать того, чтобы «Белая лилия», наследники «боксеров», усилилась. Это точно не «Белая лилия» — они за нами следят, значит, Жерара у них нет. Есть и другие возможные кандидаты, агенты других церквей. Может быть, методисты или адвентисты. Они уже долго живут в Китае и тоже в прошлом пережили преследования со стороны сект.
Чжэн произвел на меня хорошее впечатление. Наконец кто-то прямо отвечал на мои вопросы.
— Это действительно так опасно, как говорит Ословски?
— Ну, он человек верующий, а вера рождает чувство трагического, — уверенно ответил он. — Да, кто-то нанес увечья молодому человеку, сотруднику архива, но нам удалось узнать, что это была лишь малочисленная группировка внутри «Белой лилии». В организации есть сторонники насилия, но у них практически нет власти.
— Мне бы хотелось верить в это, Чжэн, но, к сожалению, я должен напомнить вам о том, что произошло в Гер мании. Там было пятьдесят миллионов жертв.
— Такое могло произойти там, но не здесь. Мы мирные люди.
Его апломб привел меня в замешательство.
— Чжэн, я ценю вашу искренность, но должен задать очень откровенный вопрос.
— Пожалуйста, — ответил он.
— Кто вы?
— Для кого как. Вам я друг. Для них — чрезвычайно опасный человек.
— Но… вы священник?
— Да, сейчас да. Вся моя энергия посвящена Богу, поскольку я три года назад приобщился к французской конгрегации. Но до этого я был солдатом. Я входил в состав особых формирований контрразведки. Прошел подготовку в Москве и в Хо Ши Мине, говорю на четырех языках. Не будет преувеличением, если я скажу, что могу разобрать базуку за шесть минут, смазать ее части за пять минут и снова собрать за восемь. Я никогда никого не убивал, но ранить — ранил. Ранить более действенно, чем убивать. Я состоял в тайной полиции, которая подавила студенческую демонстрацию на площади Тяньаньмэнь, и я вот что скажу: вы на Западе ничего не понимаете в том, что тут произошло.
Я пришел в замешательство, но понимал, что не время вступать в политические споры.
— Положим, все именно так, — сказал я. — Полагаю также, что вы — доверенное лицо Ословски.
— Мы понимаем друг друга, — ответил Чжэн. — Перед тем как стать миссионером в Китае, он был капелланом в Восточной Африке. Он не боится борьбы. Точнее, он боится только бесплодной борьбы. Отец Сунь Чэн, наш настоятель, попросил нас заняться этим делом. Продолжим?
— Да, благодарю за откровенность, — сказал я.
Чжэн развернул карту города с отметками.
— Вот место, откуда исчез Режи Жерар. — Он указал точку на юго-востоке. — Наш человек должен был доставить его сюда, в район около кладбища, то есть в противоположный конец города. Если Жерар жив, остается вероятность, что он не знает, что попал в руки не к тем людям. И кое-что еще. В последнем письме, которое мы успели отправить ему до того, как он исчез, была ваша фотография.
— Моя?
— Да. И кое-какая информация. Он должен был вас узнать. У Жерара был приказ уничтожить эти записи, на случай если его схватят. Положим, он так и сделал, потому что в противном случае вы бы тут сейчас со мной не разговаривали. По прибытии вас не узнали, хотя тщательно контролируют аэропорт. Поэтому мы полагаем, что Жерар выполнил инструкции. Не беспокойтесь. Я сказал это вам только для того, чтобы предупредить: возможно, вас знают в лицо.
Моя правая рука сама собой потянулась к сумке, вытащила оттуда пачку сигарет и вставила одну мне в рот. Когда я пришел в себя, выяснилось, что я курю.
— Что делать, если меня схватят? — спросил я, между тем как крупная капля пота текла по спине.
Чжэн открыл чемоданчик и протянул мне сотовый.
— Нажать эту кнопку, — сказал он, указывая на зеленую клавишу. — В памяти этого телефона есть мой номер. Если вам удастся сделать звонок и оставаться на связи три минуты, я вас найду.
— А если нет?
— Если нет, много всякого может случиться, в зависимости от того, кто вас схватит. Если это будут люди «Белой лилии», не думаю, чтобы вам причинили вред. Худшее, что они могут сделать, — на некоторое время запереть вас в каком-нибудь мрачном месте до тех пор, пока не найдут рукопись. Если это будет правительство, — возможно, вас депортируют. Про остальных — не знаю. Вы верующий?
— Нет, к сожалению.
— Тогда я не могу посоветовать вам молиться, — усмехнулся Чжэн.
Я подумал о своей парижской квартире на улице Гобеленов, о моих книгах, о рутинной работе и, конечно же, о прежних надеждах стать писателем. Все это вдруг показалось мне чем-то далеким, сценами из прошлой жизни. В каком-то смысле Лоти стал для меня кем-то вроде нищих мудрецов из сказок, которые отклоняют главного героя от пути и меняют его судьбу. Мне пришло в голову, что если бы Мальро оказался в этой комнате, он бы не стал задавать столько вопросов.
— Продолжим, — сказал я ему, положив телефон в сумку. — Каков следующий шаг?
— Установить точно, кто захватил Жерара. Узнать, где он. Наконец, вытащить его оттуда, упаковать рукопись в ваш чемодан и доставить ее на самолет на Гонконг.
— Когда вы так говорите, все кажется очень простым.
— Все предельно просто, но реальность состоит не только из слов, к сожалению. Пойдемте сделаем несколько визитов.
Мы вернулись в гараж. На этот раз Чжэн воспользовался не фургоном, а джипом «Чероки».
— Уже нет риска, что вас увидят, — пояснил он. — В этом районе все чисто.
Через некоторое время автомобиль припарковался на тротуаре, на каком-то проспекте, возле здания, которое было похоже на магазин тканей. Но мы не стали заходить внутрь, а пошли по боковой улице до второго ряда домов. Там была дверь с надписью на китайском. Не задавая лишних вопросов, я прошел вслед за Чжэном во внутренний дворик, плотно затянутый веревками, на которых висело сушившееся на солнце белье. Здесь пахло бедностью, то есть вареной цветной капустой и луком. Ребенок рисовал на земле круги и прыгал через них. Чжэн постучал в дверь в глубине двора.